Она заставила замолчать свой внутренний голос, который просил ее послушать Куинна и свое сердце. Но если она примет в себе Ари, то ей придется отказаться от тех пяти лет, которые она провела в Вермонте, от своих друзей, от уклада жизни, в корне отличающегося от образа жизни ее семьи. Ари потратила столько времени и сил, чтобы стать человеком, не похожим на ее прежнее окружение, и вот теперь Куинн предлагал вернуться в прошлое, отказавшись от всех своих завоеваний.
Разумеется, эта возможная перемена вызывала в ней страх. И он порождался не столько тем, что на многое в своих родителях Ари стала смотреть по-другому и увидела их в истинном свете, сколько тем, что они могли увидеть ее настоящую. Она боялась, что даже при огромном старании вписаться в свою семью ей не удастся это сделать. И куда в таком случае это заведет ее?
— Мне пора. — Ари повернулась и хотела уйти, но Куинн остановил ее, положив руку на плечо.
— Если я для тебя что-то значу, не убегай от меня.
Она посмотрела на него, по телу пробежала дрожь.
— Я не убегаю от тебя. Я просто стараюсь быть реалистом. Я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне позже, когда ты узнаешь меня настоящую. — На глаза навернулись слезы, и Ари почувствовала себя неловко. — Прости.
— Мне не за что тебя прощать. Но ты должна знать, что мне нравится красавица со множеством лиц и я готов провести с ней всю свою жизнь, изучая каждую ее сторону. И еще — я никогда не считал тебя трусихой.
«Значит, ты ошибался, детектив Донован», — подумала Ари. Затем она повернулась и побежала к выходу.
Вполне возможно, что нервозность, последнее время появившаяся в поведении Коннора, объяснялась тем фактом, что он подал просьбу о переводе его на другую работу, а может быть, это было следствием не совсем определенных отношений с Марией. Но так или иначе, Коннор не находил себе места. Он даже приехал поделиться своими проблемами к Куинну, который уже перебрался в дом на берегу океана. Куинн и сам пребывал в довольно мрачном настроении и ничем не мог помочь другу. Пока Куинн сидел в кресле и безмолвно наблюдал за плывущими по небу облаками, Коннор ходил по комнате из угла в угол.
— Я ничего не понимаю в женщинах, — возмущался Коннор. — Они все требуют от тебя честности и верности, а когда ты даешь им это, они тут же отказываются иметь с тобой дело. — Он поморщился, сразу вспомнив свой последний разговор с Марией, который состоялся после ареста Деймона.
— Нашел у кого спрашивать…
— Мария неделями пытала меня, требовала, чтобы я рассказал ей о себе всю правду. Пока мы работали над делом, мне не хотелось ничего ей говорить. Она все приставала: «Поговори со мной». А я не мог, и все тут.
Куинн положил ноги на стол и откинулся на спинку кресла.
— Все дело в нашей работе. Из-за нее в отношениях с женщинами постоянно возникает хаос.
— Нет, не совсем так. Операция завершилась, и я дал Марии то, что она так хотела. Я сказал ей, что уже много лет проработал тайным агентом и что теперь хочу перевестись на другую работу. Думаешь, это известие осчастливило ее? — Коннор яростно поскреб затылок.
Он был уверен, что Мария от его откровенности придет в восторг. Большинству женщин не нравится иметь дело с мужчинами, жизнь которых окутана тайной. И Коннор счел уместным открыть Марии свой секрет, а потом рассказать о переводе на другую работу, где он будет избавлен от ежечасного напряжения и постоянной лжи.
Куинн проворчал в ответ что-то невразумительное, и Коннор продолжил:
— Но она этому не обрадовалась. Ей, оказывается, нравилось, что я работал простым барменом. А теперь, видите ли, ей придется привыкать ко мне снова, и она не уверена, что это у нее получится. — Коннор снова затряс головой, и Куинн отметил про себя, что в последнее время это уже вошло у его друга в привычку. — Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросил Коннор.
— Нет, — ответил Куинн, не поднимая головы и продолжая любоваться океанским пейзажем.
Но Коннора такая реакция, похоже, вполне устроила. Ему хотелось выговориться, и Куинн был единственным, кто мог притвориться, что слушает его.
— Мне кажется, что она просто испугалась, — наконец сделал вывод Куинн.
Коннор вдруг остановился, его голова дернулась. Очевидно, замечание Куинна навело его на определенные мысли, и ему захотелось, чтобы друг высказался по этому вопросу поподробнее.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что она боится определенности. И знаешь почему? — Куинн продолжил развивать свою идею, не дав Коннору вставить ни слова. — Потому что если она признается в любви, ей придется признаться во всех своих грехах и рассказать тебе обо всех своих недостатках.