Лизбет захотелось подслушать их разговор — надсмотрщики наверняка едва сдерживают хохот от глупости своей хозяйки и ждут не дождутся минуты, когда можно будет выйти из ее кабинета и вволю посмеяться.
— А она уже со всеми переговорила? — поинтересовалась Лизбет.
— Еще один остался. Я знаю это, потому что как раз носила ей чашку свежего кофе, и она сказала, что мистер Лерокс еще не появлялся. Ей хотелось встретиться с ним до поездки в Мобил.
Лизбет встала с постели и собралась одеваться.
— Почему бы вам не поехать с ней? — спросила Мария. — Такой славный день, развеялись бы. Тем более что вы давно не виделись с Джулиусом.
— Скорее свиньи начнут летать, чем я поеду позориться с этой идиоткой. А если уж мне так захочется повидаться с братом, я лучше пойду пешком, чем сяду с ней в одну карету.
Тяжело вздохнув, Мария вышла.
Рейвен беспокойно расхаживала по кабинету. Кофе давно остыл, однако она была так раздосадована поведением Мейсона, что все равно не угостила бы им гостя. Он опаздывал уже на целый час, и полчаса назад она снова за ним послала. Все остальные надсмотрщики пришли вовремя, однако особенно нужен ей был именно Мейсон. Рейвен собиралась его предупредить — если он и впредь будет так же пьянствовать, то останется без работы.
Девушка старалась не думать о том, что на самом деле ее беспокоит совсем другое — Стиву постоянно приходится защищать от Мейсона Селену с новорожденной. За те недели, пока Рейвен ночевала у Стива, редко выдавалась ночь, когда Селена за ним не посылала — боялась рыскающего возле ее хижины пьяного отца.
Иногда, когда тот не успевал спрятаться, Стиву удавалось его прогнать. Рейвен решила было уволить Мейсона и разом избавиться от многих хлопот, однако Стив сказал, что это только добавит Селене страданий — ведь, уезжая, отец заберет с собою и ее мать, к которой девушка нежно привязана. Кроме того, Стив уверял, что пьянство нисколько не мешает Мейсону справляться с работой. Стив надеялся, что рано или поздно все утрясется и тот успокоится.
Нахмурившись, Рейвен вспомнила, как в одну из ночей прямо спросила Стива о том, почему отец ребенка Селены скрывается от ответственности.
— Если бы мой отец был жив, уж он бы убедил этого человека в том, что когда-нибудь ему придется сильно пожалеть. Нет ничего хуже, чем бросить женщину с ребенком.
Стив притворился, будто ничего не знает, но Рейвен сразу догадалась, что он ее обманывает. Вот только зачем? Девушка думала, что они со Стивом так близки, что между ними не может быть секретов… Впоследствии она уже избегала касаться этой темы.
Теперь Рейвен собиралась предпринять что-то без ведома Стива.
Наконец Мейсон явился.
— Нашлись работнички, которые не спешили браться за дело, — начал он в оправдание. — Им, видите ли, жарко. Все-таки время от времени по их шкурам полезно пройтись хлыстом. А вы — вся в батюшку — разбаловали их, вот они и не шевелятся.
— В Хальционе никогда не будут сечь рабов, — ледяным тоном отрезала Рейвен. Она еще не была готова заявить Мейсону или кому-то другому, что когда-нибудь рабство изживет себя. У нее просто не хватало времени обдумать, как сделать рабов свободными, оставив на плантации, и оплачивать их труд. Но она непременно этим займется.
Мейсон без приглашения уселся.
— Зачем вызывали? Мне надо возвращаться в поле, а то эти бездельники разлягутся где-нибудь в теньке.
Рейвен он явно не нравился. Мейсон был груб и, наверное, жестоко обращался с рабами. Еще он был единственным из всех надсмотрщиков, кто относился к ней с неприязнью.
— Мистер Лерокс… — начала она, не садясь, чтобы смотреть на него сверху вниз. — Сегодня я вызвала вас для серьезного разговора. Вы слишком много пьете и доставляете массу неприятностей. Если это не прекратится, мне придется вас рассчитать.
Он вскочил на ноги.
— Но как же так?! Я работаю здесь без малого десять лет и всегда справлялся со своими обязанностями. Был бы жив ваш батюшка, он бы подтвердил. Кто бы мог настроить вас против меня? Ну, конечно, — Мейсон прищурился, — Мэддокс, больше некому. Это он меня оговорил.
— Не важно. Главное, что почти каждый вечер вы напиваетесь и ругаете свою дочь.
— Еще бы не ругать! Она же шлюха. Опозорила и меня, и мать, и всю нашу честную семью. Возможно, у нас и было-то лишь доброе имя, а теперь она лишила нас и его. Как подумаю об этом, поневоле хочется напиться. Но свою работу я знаю. Любой подтвердит. Так что выгонять меня не за что.