— А железо как? — зачарованно спросил Клод.
— С железом просто, — ответил мистер Боггис. — Железные замки, накладки и петли просто-напросто суют в обычную соль и вскорости вынимают уже совершенно заржавленными.
— Ладно, — сказал Рамминс, — значит, признаете, что про ручки точно не знаете. А им, может, не одна сотня лет, так?
— О нет, — прошептал мистер Боггис, выпучив на него свои круглые карие глаза. — Вот тут вы ошибаетесь. Глядите.
Он вытащил из кармана сюртука маленькую отвертку. Незаметно для них он одновременно вынул медный шурупчик и зажал его в складках ладони. Каждая ручка комода держалась на четырех шурупах; он выбрал один и осторожно стал счищать с его головки белую краску. Покончив с краской, он начал медленно отвертывать шуруп.
— Если этот шуруп действительно смастерили в восемнадцатом веке, — говорил он, — резьба будет чуть неровной, и вы сразу увидите, что ее нанесли вручную обыкновенным напильником. Но ежели ручку подделали относительно недавно, скажем, во времена королевы Виктории или позже, то шуруп, само собой, сделали тогда же. А значит, он продукт массового промышленного производства. Заводскую нарезку сразу отличишь. Что ж, поглядим.
Он прикрыл шуруп ладонью и, вытаскивая, безо всякого труда подменил его новым, который лежал у него в ладони. Этот маленькой уловкой собственного изобретения он пользовался давно и с большим успехом. В карманах сюртука у этого священника всегда было полным-полно дешевых шурупов любого размера.
— Вот, пожалуйста, — он передал новенький шуруп Рамминсу. — Видите, какая ровная резьба? Заметили, да? Еще бы. Обычный грошовый шурупчик, такой купишь в любой скобяной лавке.
Шурупчик переходил из рук в руки, его внимательно разглядывали. Даже у Рамминса уже не оставалось сомнений.
Мистер Боггис сунул в карман отвертку вместе с шурупом тонкой ручной работы, который он только что вывернул из комода. Потом он повернулся и неторопливо прошествовал к двери.
— Друзья мои, — сказал он, остановившись у входа в кухню, — очень любезно с вашей стороны, что вы позволили мне заглянуть в ваш уютный дом, очень любезно. Хочу надеяться, что я не утомил вас своей стариковской болтовней.
Рамминс поднял глаза от шурупа, который он все еще изучал.
— Но вы так и не назвали вашу цену.
— Разве не назвал? Ах, да, верно. Ну, так я вам без обиняков скажу. По-моему, он не стоит хлопот. Так что и толковать нечего.
— А все-таки — сколько?
— Вы что же, и впрямь хотите с ним расстаться?
— Я не сказал, что хочу расстаться. Я спросил сколько.
Мистер Боггис посмотрел на комод у противоположной стены; он склонил голову набок, потом на другой; он нахмурил брови и вытянул губы; он пожал плечами и пренебрежительно махнул рукой: мол, и размышлять-то об этом не стоит, вот так.
— Ну, скажем… Десять фунтов. Пожалуй, в самый раз будет.
— Десять фунтов! — вскричал Рамминс. — Не смешите, пастор, сделайте милость.
— Да если его на дрова пустить, и то больше дадут, — возмущенно вставил Клод.
— Вы на счет-то взгляните! — Рамминс так остервенело тыкал грязным пальцем в бесценную бумагу, что мистер Боггис не на шутку забеспокоился. — Здесь точно сказано, сколько он стоит! Восемьдесят семь фунтов! И это когда был новый. А теперь он старинный, и цена, стало быть, — вдвое!
— Позвольте, позвольте, сэр, уж никак не вдвое. Это всего лишь заурядная копия. Но я вам вот что скажу, друг мой, — с моей стороны это, конечно, опрометчиво, но уж так и быть — я готов поднять цену: пятнадцать фунтов. Пойдет?
— За пятьдесят пойдет, — ответил Рамминс.
Трепет восторга иголочками пробежал вниз по икрам и сладостно заколол ступни. Готово дело. Заполучил. Никаких сомнений. Но он не мог одолеть привычку сбивать цену на сколько возможно, с годами и опытом она вошла ему в плоть и кровь. Он так легко не уступит.
— Дорогой мой, — ласково прошептал он. — Мне нужны одни только ножки. Возможно, со временем я и ящики куда-нибудь пристрою, но все остальное, то есть корпус, годится, как справедливо заметил ваш друг, лишь на дрова и больше никуда.
— Пусть будет тридцать пять, — упорствовал Рамминс.
— Не могу, сэр, никак не могу. Не стоит он того. Да и не пристало мне торговаться. Совсем не пристало. Вот вам мое последнее слово, и я ухожу. Двадцать фунтов.
— По рукам, — поспешно сказал Рамминс, — забирайте.
— Ну ты подумай! — всплеснул руками мистер Боггис. — Опять я попался. И зачем я все это затеял?
— Нечестно, пастор, идти на попятный. Уговор дороже денег.