— Ну что, — сказал он по-французски, с милым южным акцентом, — если вы здесь уже нааперитивились, может перейдём в соседнее заведение, где кормят. Культура живота намного важнее, чем культура ума. Особенно для итальянца. — Мы с Никой замялись и попытались отойти. Но Ксенька ничего не хотела слышать.
— Не смущайтесь, курочки, — сказала она нам по русски, — он богатый и щедрый. Ему не жалко. Итальянско-русская кровь. Это вам не французские зануды.
И она потащила нас к выходу.
— Позвольте мне хоть взглянуть на шедевры! — воскликнул Саша́, — где я ещё такое увижу!
Он обошёл выставку, внимательно всё рассмотрел, потом подошёл к художнику и долго тряс ему руку, балабоня что-то на смеси французского и итальянского. Художник смотрел нервно и просил перевести. Подошла одна из хозяек.
— Этот человек говорит, что он тоже продаёт произведения искусства, — перевела она художнику.
— Так вы арт-диллер? — обратилась она, уже к Саша́.
— В какой-то степени, — ответил тот.
— И что же вы продаёте? — настаивала очаровательная хозяйка.
— Унитазы!! — громовым голосом объявил Саша́.
Настала неловкая тишина. Неловкая для всех, но только не для него.
— И положил начало этому, между прочим не я, — продолжал он радостно, — а ваш незабвенный Дюшан, да будет земля ему пухом. Разница только в том, что мои клиенты пользуются ими по назначению, а не выставляют в музеях. Сегодня, чтобы стать известным концептуальным художником, надо быть не просто идиотом, а концептуальным идиотом! — заключил он.
Ксенька была в восторге.
— Видишь! — дёрнула она меня за рукав, — я же тебе говорила, что он образованный.
Оставив за собой клубиться редеющую толпу, мы выбрались на улицу.
— Какие будут предложения? — спросил нас Саша́. — Какую будем выбирать кухню?
— Китайскую! Китайскую! — закричали мы хором.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я знаю тут, за углом, один симпатичный китайский ресторанчик.
И повёл нас в «Дьепп», дорогущий ресторан на улице Шарон, «très branche»[1], где можно встретить разных шоу-знаменитостей, арабских шейхов со свитой, русских манекенщиц в последних коллекциях от Дольче-Габана, а также молодую деловую элиту в строгих костюмах.
Мы провели чудный вечер, слопали немыслимое количество китайских пельменей на пару и выпили много вина, что, в тесном союзе с предыдущими аперитивами, и вызвало настоящее веселье. Саша́ вёл себя с нами так, как будто знал нас всю жизнь. При этом он всё время весело кадрился к Ксеньке, доверчиво призывая нас подтвердить её «радиоактивное обаяние». Она пофыркивала на него довольно, урчала как кошка, и трижды объявляла нам, что он больше чем на десять лет её моложе:
— Ну что я буду делать с этой крохой! — корчила она довольные гримасы.
— Не волнуйся, — сказала я, — он сам найдёт, что с тобой делать.
Она и не волновалась.
Потом мы с Никой откланялись и оставили их вдвоём. Ника была на машине и предложила подвезти меня. Моя Булонь была по пути в её Нёйи, и я согласилась.
По дороге я расспрашивала, как у неё дела. Она сказала, что всё нормально, «рутина», как она выразилась. Робин очень много работает, стал ведущим хирургом. Уходит рано. Приходит поздно. По выходным и праздникам часто дежурит. Она преподаёт в частной балетной школе, работает с детьми всех возрастов. Недавно получила интересное предложение от самого Бежара — вести классы в его балетной компании.
— Это очень заманчиво, — сказала она, — но это в Швейцарии, в Лозанне. А Робин в Париже. Мы и так с ним редко видимся, а так и вовсе семья превратится в символическую, — сказала она, — но я всё-таки съезжу, попробую договориться на четыре дня в неделю.
Потом она спросила про Машку, которую помнила белокурым, несколько своенравным ангелом. Я рассказала, что ангел превратился в длинного угловатого подростка в прыщах и с кольцом в пупке, которое делает ее похожей на гранату — дёрни и взорвётся. А внутри у Маши сидит вредный маленький чёртенок, который умудрился поссорить её со всем миром, а особенно, видимо, науськивает против меня. Отца, которого она обожает, дома почти никогда нет (поэтому и обожает) и справиться с ней практически невозможно. «Не думай, что ты такая умная, — сказала она мне, например, вчера, — иметь дело с «понимающим» гораздо важнее, чем с «умным». И намного приятней».
— Ну, ты слышала что-нибудь подобное в устах подростка? — Я вспыхнула, вспомнив, с каким видом она мне это сказала!