В русской классической литературе подобные имена нередко употребляются в качестве стилистического средства. Вспомним, как в пьесе А. Н. Островского «Лес» обыгрываются имена Карп и Улита. Одно из них представляется рыбьим, другое сравнивается с улиткой. А в «Горячем сердце» действует городничий Серапион Мардарьевич, которого купчиха Курослепова называет Скорпион. К таким именам особенно легко придумывать всякого рода «дразнилки», неприятные как для людей с этими именами, так и для их близких. Поэтому заботливые родители в первую очередь беспокоятся о том, чтобы имя, которое они дадут ребенку, не давало повода для всяких нежелательных ассоциаций.
Таким образом, вся эта группа имен на протяжении долгого времени давалась лишь по традиции или в тех случаях, когда отказывались окрестить ребенка другим именем. Их почти не было в городах уже в конце XIX в., оставались они лишь в деревне.
После отмены канонизации эти имена сами собой перестали употребляться.
Но с нарицательными именами русского языка перекликались лишь отдельные византийские имена. Большинство же не имело с ними ничего общего. Значит — это не единственная причина, из-за которой многие прежние имена теперь перестали давать.
За тысячелетие, в течение которого они употреблялись в России, некоторые из них закрепились за определенными сословиями. Например, сложилась особая категория имен, принятых у церковников, особенно у монахов. Как известно, постригаясь в монахи, человек менял свое мирское имя на церковное, поскольку сам обряд пострижения представлял собой нечто вроде похорон Человек как бы умирал для всего земного, и вместе с ним умирало и его земное имя. Он возрождался для служения богу и в этой своей новой роли получал новое имя Это очень давняя традиция, существовавшая не у одних только русских. Например, всем известны имена составителей славянской азбуки Кирилла и брата его Мефодия, но не все знают, что Кирилл — это монашеское имя Мирское имя древнего просветителя было Константин, и именно так его называют в новейших исследованиях и в последних изданиях энциклопедий.
Миогим известно имя знаменитого русского китаеведа Палладия. Однако, возможно, не все знают, что это его монашеское имя, а мирское было Петр Иванович Ка-фаров.
Как видно из приведенных примеров, монашеское имя обычно подбиралось на ту же букву, что и мирское.
Постепенно выделилась целая категория особых монашеских имен: Андроник, Варлаам, Гурий, Досифей, Ми-саил, Евлампий, Фотий, Клеоник, Никон, Паисий, Ириней, Филофей, Палладий и др., которые именно поэтому почти перестали употребляться как мирские. Некоторые имена как бы «расщепились» надвое и в одной своей форме стали
17
2 Где вы живете?
употребляться как церковные, а в другой — как мирские. Загляните в список имен в конце книжки. Вы найдете у многих из них помету церк.: Влас (церк. Власий), Антип (церк. Антипа), Ефросинья (церк. Евфросиния) и т. д. Часть имен, при которых стоит помета, теперь также сделались малоупотребительными, поскольку в той или иной степени связывались с церковной традицией.
Многие имена, одна из форм которых в нашем списке снабжена пометой церк., в другой своей форме, не снабженной этой пометой, особенно часто употреблялись в крестьянской среде: Агап, Антип, Гаврила, Данила, Емельян, Ерофей, Дарья, Агафья, Акулина, Анфиса, Марфа, Ефросинья. Это не замедлило отразиться в литературе. Вспомним, как звали мужиков в произведениях Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева: Ермолай, Тит, Касьян, Калина, Яким (Аким), Герасим, Матрена, Арина. В деревнях эти имена у людей пожилого возраста встречаются и сейчас, в городах — почти не встречаются. Подобные имена, так тесно связанные с представлением о забитых людях дореволюционной деревни, не захотели давать гражданам новой страны. Группа имен купеческих — Савва, Гордей, Фома — не успела достаточно четко «выкристаллизоваться» в русской ономастике, поскольку и само сословие купцов и промышленников не было в России достаточно сильным и просуществовало недолго.
Труднее говорить о «специальных» дворянских именах. Были отдельные дворяне, которые «баловались» вычурными именами: Аполлон, Ферапонт, Кандид. Но это скорее относилось к провинциальному мелкопоместному дворянству, которое, кроме как именем, не могло ничем выделиться из общей массы. Городское дворянство и разночинцы — городская и сельская интеллигенция — чаще назывались теми именами, которые мы в начале этой книжки охарактеризовали как простые русские: Николай, Александр, Иван, Петр, Мария, Анна и т. д. Этими же именами звались и цари. Встречались они и у крестьян, и у мещан, и у рабочих. Поскольку на них не было яркого отпечатка какой-то одной среды, какого-то одного сословия —они были внесословными, общими для всех. И хотя и существовало такое выражение «Иван крестьянский сыт, имя Иван давалось не только в деревне: Иван Тургенев, Иван Гончаров, Иван Павлов, Иван Панаев, Иван Бунин — все это выходцы не из крестьянской среды.
Однако Иванов среди крестьян было действительно много. Поэтому в первые послереволюционные десятилетия это имя давалось чрезвычайно редко, хотя не исчезло вовсе, подобно другим крестьянским именам. Сейчас оно возрождается, особенно в городах, где встречаются, хотя и не слишком часто, маленькие Вани.
Таким образом, внеязыковые причины (социальные, политические, экономические, психологические), влияющие на общественное мнение, общественные вкусы и т. п., способствовали выпадению из активного употребления многих имен.
Теперь, когда прошло достаточно времени с момента революции и новый порядок присвоения имен стал обычным, сословные и стилистические характеристики имен постепенно забываются, что позволяет им снова активизироваться.
Так постепенно «вспоминаются» имена Иван, Никита, Илья, Мария и некоторые другие. Возрождение имен обычно начинает интеллигенция. Внучек А. М. Горького зовут, например, Марфа и Дарья.
Интеллигенция 80—90-х годов XIX в. способствовала возрождению некоторых древних имен, бывших где-то «под спудом», как мы выразились в начале главы. Это в основном княжеские имена: Олег, Ярослав, Святослав, Игорь, Владимир, Вадим, Всеволод.
После революции имя Владимир распространилось очень широко. Им называли в честь В. И. Ленина, и оно обрело новую жизнь, новую идеологическую и стилистическую соотнесенность.
В 40—50-е годы XX в. вновь появились многочисленные Игори, Олеги.
Особый интерес представляют имена Юрий и Светлана. Первое — фонетическое видоизменение имени Георгий (народные варианты Егорий, Егор), второе — дохристианское имя, сохранившееся в фольклорной и литературной традициях (например, поэма Жуковского «Светлана»). Церковь запрещала называть этими именами, считая их языческими.
Интеллигенция 80—90-х годов XIX в. возродила и эти имена. Причем, в обход церковных канонов, детей крестили Георгием и Фотиной (от греческого фос — «свет». Ср. нарицательное фосфор), а звали Юрием и Светланой.
В первые послереволюционные десятилетия имена Юрий и Светлана делаются чрезвычайно употребительными. Сейчас они остаются в «активном фонде», хотя даются значительно реже, чем в 20-е или 30-е годы.
Было и еще одно обстоятельство, способствовавшее сужению круга активно употреблявшихся имен,— проникновение их в фольклор.
Все мы знаем выражение «Сечь (или бить) как Сидорову козу». Но едва ли кому-нибудь известно, чем прославился тот Сидор, которому эта коза принадлежала, и почему коза принадлежала именно Сидору, а не Кузьме и не Павлу. Всем знакомы поговорки: «Мели, Емеля, твоя неделя», «Затвердила ворона Якова одно про всякого», «На бедного Макара все шишки валятся», хотя никто не знает, почему они валятся именно на Макара и почему шишки, а не камни. В значении «очень далеко» употребляется другая поговорка, очевидно, про того же Макара: «Куда Макар телят не гонял». И даже в значении «вот так», «таким образом» в разговорной речи иногда можно услышать: «Вот таким макаром мы туда и доехали»; «Эти палочки берутся вот таким макаром, скрепляются вместе и получается игрушка». Отсюда очень недалеко до выражений «подкузьмить», «объегорить» и до небезызвестной «кузькиной матери» — выражения угрозы, которое переводчики никак не могут перевести ни на один иностранный язык.