Враз обессилев, он опустился на биде, посреди вони.
Вокруг все завертелось, как в стиральной машине, и тут Рино вспомнилось его детство. Тогда здесь и в помине не было ни мебельной фабрики Кастардинов, ни прочих корпусов. Шоссе в ту пору было узкое, с рядами тополей и зарослями травы по бокам, чуть пошире какой-нибудь проселочной дороги. Вокруг были одни поля.
Недалеко от места, где сейчас стоит их дом, располагался трактир "Радуга" — сельская харчевня, где подавали поленту [2] с козленком и речную рыбу. А ровно на месте мебельной фабрики Кастардинов был старинный дом — смахивавшая на казарму скучная коробка с черепичной крышей, большим гаражом и полным гусей и кур гумном. В нем жил Роберто Коломбо со своей семьей.
На большое дерево у дороги Роберто прибил вывеску:
АВТОМАСТЕРСКАЯ
ремонт грузовиков, тракторов, отечественных и иностранных автомобилей
На том же дереве висели качели, и Рино приходил сюда играть с дочкой Коломбо.
От их дома, стоявшего у реки, досюда полчаса ходьбы. В то время отмахать полчаса пешком было парой пустяков.
"Как ее звали? Альберта? Антония?"
Ему говорили, что она вышла замуж и живет в Милане.
Однажды, когда она качалась на качелях, а он старался разглядеть ее трусики, появился ее отец.
Сидя верхом на биде, Рино не смог удержаться от улыбки.
За всю свою жизнь он ни разу не видел Роберто Коломбо иначе как в синем рабочем комбинезоне, с красным платком на шее и в жутких мокасинах из плетеной кожи. Сам он был коренастый и низкорослый, а стекла в очках были такие толстые, что глаза казались двумя маленькими точками.
— Сколько тебе лет, пацан?
— Одиннадцать.
— Одиннадцать, а ты все играешься, как сопляк? У тебя отец умер, а ты только и способен, что стоять и пялиться на трусы моей дочери! — Как ему удалось его засечь, было полной загадкой, учитывая, что у Коломбо оба глаза почти не видели.
Коломбо смерил Кристиано оценивающим взглядом, будто лошадь на ярмарке.
— Тощий ты, как дворняга, но сложен неплохо. Поработаешь чуток — нарастишь мускулы.
В общем, он взял Рино к себе в мастерскую. Работа была простая — наводить лоск на машины, чтобы они сияли, как в день, когда сошли с конвейера. Внутри и снаружи.
— Разбогатеть не разбогатеешь, но на пару приличных ботинок будет хватать. Поможешь своей мамане, небось еле сводит концы с концами.
Так Рино стал каждый день после школы ходить в мастерскую и, вооруженный насосом и губкой, заработал первые в своей жизни деньги.
Часов в пять Антония приносила ему бутерброд и пирожок с изюмом.
Рино попробовал встать, но безуспешно. Хотел открыть окно, чтобы проветрить в туалете.
Череда фантазий окутала его, как теплое одеяло. Он и Антония вместе. Свадьба. Дети. Мастерская. Как они там работают вместе с Кристиано.
Славные времена! Все было так просто. Работу найти легко. Безо всяких там долбаных законов о труде и профсоюзного мудежа. Если руки росли откуда надо и было желание, ты работал, а нет — вон, вали, откуда пришел. Без лишнего трепа.
Работаешь хорошо — уважают.
Потом однажды Рино приходит, а Коломбо сворачивает лавочку. Невесть откуда явился некий Кастардин и купил дом и всю землю кругом. И трактир "Радуга" в придачу.
— В Варрано открыли новые мастерские. Огромные, как заводы. Сюда больше никто не ездит... Он дал хорошую цену.
Вот и вся история.
— Он дал хорошую цену, — пробурчал Рино, вставая. — Ну ты и дурак.
Ангар был в двух десятках метров. Окутанный светом галогенных прожекторов, в ночи он смотрелся как космическая база. Высокая сетка ограждения, а поверху еще и колючая проволока.
— Блин. Колючая проволока.
Ее намотали недавно, после ночного вторжения воров.
К лаю прибавился шум мотора. Грузовик.
Кристиано потушил фонарик, пригнулся и дождался, пока машина проедет. На крыше желтые мигалки дорожной службы: расчищают дорогу от снега.
"Может, завтра отменят уроки. Класс!"
Когда машина отъехала достаточно далеко, Кристиано преодолел последние метры и замер позади ангара.
Собака драла глотку пуще прежнего. Но отсюда ее не было видно.
Кристиано не помнил, отвязывали пса на ночь или нет, хотя несколько раз проходил мимо фабрики поздним вечером.
Он принялся скакать, чтобы отогреть ноги, которые стали как деревяшки.
— Ненавижу тебя! За что ты так со мной? — прошептал он и вцепился зубами в куртку, чтобы не завопить от ярости. Комок ненависти засел у него в горле, словно острый осколок.
"Хватит! Тут вконец задубеешь.. Я пошел домой". Он сделал три шага, раскидывая ногами снег, но тут же передумал.
Он не мог просто так вернуться домой.
Кристиано двинул в обход вдоль забора, прикидывая, где поудобнее забраться.
Пес продолжал лаять как заводной.
Над одним из столбов, на которых держалась сетка, колючая проволока шла пониже.
Он ухватился за столб и, вставляя носки сапог в ячейки сетки, без труда залез наверх. Теперь главное — не зацепиться. Он осторожно перекинул сначала одну ногу, потом другую и, задержав дыхание, спрыгнул вниз. Приземлился он по ту сторону, в столярке.
Кристиано достал пистолет, снял с предохранителя и взвел курок.
Управляться с пистолетом он умел.
Отец учил его стрелять на свалке, по разбитым машинам. Поначалу у него не получалось целиться, рука дрожала, как от болезни Паркинсона. Но, настрелявшись по стеклам, зеркалам заднего вида, крысам и чайкам, Кристиано понял, что все дело в позе и в дыхании.
— Представь, что ты стоишь над унитазом в сортире, — сказал ему Рино.
Ноги широко расставлены, зад слегка выпячен, руки вытянуты, но не слишком напряжены. Пистолет на уровне глаз. И очень важно дыхание. Надо опереться кончиком языка о нижние зубы, выдохнуть через нос и, втянув живот, досчитать до четырех, а потом стрелять.
Он огляделся по сторонам. Никого. Псина заливалась с другой стороны ангара.
Если двигаться медленно, у него есть шанс подобраться к ней достаточно близко, чтобы прицелиться. Снег заглушит звук шагов, и потом, этот кретин слишком поглощен своим лаем, чтобы заметить, что вот-вот попадет в собачий рай.
Если же пес бросится на него, ему должно хватить выдержки, чтобы остановиться, занять позицию и прицелиться, пока тот несется ему навстречу.
Пригнувшись, сдерживая желание пуститься бегом, Кристиано дошел до складированных неподалеку дощатых панелей. Высокие, почти четырехметровые штабеля тянулись параллельно шоссе до самого забора. Кристиано залез наверх, ставя ноги между досок и хватаясь руками за обледенелые края. Уже наверху он заметил, что между штабелями есть метровый зазор, как между вагонами поезда.
Оттуда, где он сейчас находился, был виден краешек пустынной стоянки и детская площадка, на ней карусель с семью гномами, выкрашенные белой краской качели и круглые фонари, осененные млечными нимбами.
Никакого намека на пса.
На четвереньках Кристиано дополз до края первого штабеля, намочив колени и ладони. Набрался духу и прыгнул. Доски спружинили и осели с глухим стуком. Отсюда было видно и другую сторону стоянки, где были припаркованы три фургона с надписью на кузове:
Мебельная фабрика
братьев Кастардин
платишь меньше, служит дольше
Собаки, однако, не видно. Но ведь она совсем рядом. Не могли же они гонять запись?
Потом, метрах в тридцати, он увидел на земле темное пятно — рядом с широкими въездными воротами. Наполовину запорошенное снегом... Издалека похоже на пальто.
Кристиано подполз по доскам поближе.
Пятно на земле двигалось. Еле-еле. Но двигалось.
Тут его озарило.
Этот сукин сын запутался в длинной цепи, которая позволяла ему передвигаться по периметру ангара, так что теперь он смахивал на ветчину в сетке. Время от времени пес поднимал голову.