... больше ее не было, как будто откупорили бутылку, и гнев вышел, как газ. Осталась лишь тошнота и жуткая усталость.
— За что? Я тебе ничего не сделал... Ниче... — пробормотал Теккен, поднимая руки.
В этот момент за плечами Кристиано затормозил фургон и распахнулась дверь кабины.
— Залезай! Живее! — махнул рукой Рино. Кристиано опустил руку, бросил на землю палку и сел на "дукати".
Воскресенье
Везде только и трындели, что о "Трехцветных стрелах"
В два часа пополудни триста тринадцатая пилотажная группа Военно-воздушного флота должна была подняться в небо над Мурелле и окрасить его в белый, красный и зеленый цвета.
В восемь утра Данило Апреа в приподнятом настроении позвонил Рино Дзене:
— Суперпредставление! Лучшие пилоты в мире! Наша гордость. Я уже видел их десять лет назад... И это не только я вам говорю. Их во всем мире знают. К тому же бесплатно.
Рино спросил у Кристиано, хочет ли он пойти, и Кристиано ответил "да".
Решено.
Они ехали смотреть "Стрелы"
Четыресыра тоже позвали, и, учитывая, что представление должно было состояться над большим полем, решили устроить пикник с жаренными на гриле колбасками, чесночными хлебцами и вином.
Облака серой пеленой затянули небо над полем, над которым должны были пролететь "Трехцветные стрелы"
Территорию в несколько гектаров огородили по периметру красно-белыми целлофановыми лентами, редкие голые деревья торчали из грязи, как грустные черные антенны.
Когда наши герои приехали на стоянку, здесь уже скопилось несколько сотен машин и микроавтобусов. Мысль устроить барбекю пришла не только им. Отовсюду над мангалами поднимался спиральками дымок. Тут же выстроились рядами грузовички со светящимися вывесками, которые под тарахтенье электрических генераторов отоваривали напитками и сэндвичами.
Народ сидел в шезлонгах и на пластиковых табуретах, утопив ноги в грязи и задрав кверху носы.
Четыресыра припарковался рядом с большим синим пикапом.
Рассевшееся в открытом кузове семейство уплетало пиццу, рисовые тефтели и куриные фрикадельки.
Рино вышел из фургона и понял, что чувствует себя отвратно. Головная боль по-прежнему не отпускала — живучая, пульсирующая, временами она, как спрут, затаивалась в закоулках его мозга, но, когда он перебирал с алкоголем или сигаретами, сердито выползала и протягивала свои электрические щупальца к вискам, глазницам, затылку, добираясь до самого желудка.
"Надо завязывать с выпивкой. Ничего не попишешь"
Может, стоило записаться в "Анонимные алкоголики" или последовать советам Трекки, но что-то явно надо было делать. Хотя для социальной службы это стало бы доказательством того факта, что он не в состоянии содержать Кристиано.
"Прежде чем лечь на лечение, надо жениться. И лучше на бабе с деньгами"
Была тут одна, на которой в какой-то момент Рино чуть не надумал жениться. Марианджела Сантарелли, владелица магазина парикмахерских принадлежностей в Марецци, под Варрано. У нее было три дочери (пяти, шести и семи лет), недавно она овдовела. Ее муж, владелец склада стройматериалов, на девятый год брака умер от лейкемии.
На самом деле Рино встречался с Марианджелой, потому что она присматривала за Кристиано, когда он пускался в ночные загулы. "Раз они втроем здесь спят, то и вчетвером спокойно поместятся", — говорила парикмахерша, стоя на пороге спальни и глядя на оккупированную спящими ребятишками двухспальную кровать.
Рино, который терпеть не мог спать рядом с женщинами, с которыми занимался сексом, заезжал за Кристиано рано утром и отвозил его в ясли.
Потом Рино и Марианджела расстались, потому что он был безответственный и не хотел на ней жениться.
— Посмотрим, где ты еще найдешь себе другую такую дурочку, которая будет заботиться о твоем сыне и при этом терпеть, что ты ходишь на сторону, — бросила ему парикмахерша.
И выиграла пари.
Может, стоило опять объявиться...
Хотя вряд ли Марианджела была по-прежнему одна. Красивая баба да с надежным доходом.
Подошел Кристиано с пакетом из дискаунта в руках:
— Па, как будем огонь разжигать для колбасок?
Рино потер глаза.
— Не знаю. Поищи дров или попроси у кого-нибудь немного угля. Мне надо на минутку прилечь. Когда начнутся самолеты, кликни меня. — Он открыл задние дверцы "дукато" и растянулся на днище кузова.
Может, если поспать, полегчает.
— Как ты себя чувствуешь?
Рино открыл один глаз и увидел склонившегося над ним Четыресыра.
— Да как тебе сказать.
— Хотел тебя кое о чем попросить.
— Выкладывай.
Четыресыра растянулся рядом с Рино и почесал живот, потом оба молча уставились в потолок.
— Ты поможешь мне с Лилианой?
Рино зевнул:
— Она что, серьезно тебе нравится?
— Думаю, да... А ты что скажешь?
— Да я что об этом знаю, Четыре. Тебе видней.
Рино после разговора у реки справился про Лилиану и разузнал, что у нее уже больше двух лет есть кавалер, но так и не собрался с духом сказать об этом другу.
— Нет, про меня ты один все знаешь. Ты меня спасаешь. Ты мне в интернате помог. Помнишь..
— Я тебя умоляю, не заводи опять старую пластинку, что я тебя спасаю... У меня и без того голова раскалывается.
Четыресыра то и дело настойчиво напоминал ему про интернатскую пору, когда они познакомились. Тогда его звали еще Коррадо Румицем, и все, кому не лень, над ним измывались, мучили его, унижали, помыкали им под равнодушным взглядом священников.
А Рино ему помог. Может, затем, чтобы показать всем, что они должны отвязаться от Рино Дзены и всего, что ему принадлежит, включая этого дурачка. По правде, именно так оно и было.
Четырнадцатилетний Рино сидел себе и курил верхом на ограде школьного двора, когда три дурня засунули беднягу в бидон и стали катать по двору, пиная бидон ногами. Рино бросил бычок и сбил одного из них с ног.
— Еще раз пристанете к нему — будете иметь дело со мной. Представьте, что у него на лбу написано "Собственность Рино Дзены", усекли?
С того дня дурачка оставили в покое.
Так завязалась их дружба, если это можно назвать дружбой. И все же двадцать лет прошло, а они по-прежнему вместе.
— Ну что, Рино, поможешь?
— Слушай... Эта Лилиана не для... нас. Ты видел ее? Она пойдет за того, кто будет приносить в дом деньги. А мы что ей можем предложить? Ни хрена. Забудь про нее. И потом, что ты будешь с ней делать, куда отведешь, если к себе домой ты даже меня не пускаешь?
Четыресыра тронул его за руку:
— У нее кто-то есть?
— Не знаю я...
— Скажи мне.
— Ну ладно. Есть! Теперь ты доволен? Так что кончай с этой историей. Конец. Точка. Не хочу больше об этом слышать.
Молчание. Потом Четыресыра тихонько отозвался:
— Хорошо.
Четыресыра сказал: "Хорошо". И в молчании уставился в крышу фургона, лежа рядом с Рино.
На самом деле ему тоже говорили, что у нее есть кавалер, но он надеялся, что Бог решит помочь ему и сделает так, чтобы она с тем типом поссорилась.
Вообще-то Рино был прав: такой, как она, Четыресыра ничего путного предложить не мог. Но вот когда он закончит вертеп, кое-что весомое и у него будет за душой. И его дом превратят в музей.
Как странно: теперь, когда он знал, что с Лилианой у него нет никаких шансов, ему стало непривычно легко.
Рино протянул ему бутыль вина:
— Ну что, банк-то грабить будем или как?
Четыресыра глотнул и сказал:
— Решай ты.
— Трактор готов?
— Да.
— Ну, не знаю, я бы попытал удачи. Только если увидим, что с первого раза банкомат снять не получается, уносим ноги. Полиция нагрянет — не успеешь оглянуться.
— Идет. А когда?
— Сегодня вечером. Скажешь Данило?
— Нет, лучше ты.
— Мы ему потом скажем. Устроим ему сюрприз.
И они молча продолжили хлебать вино.