Не хватало колечка. Колечка с черепом.
Фабиана всегда носила его на пальце.
"Где же оно?"
Беппе Трекка внезапно проснулся, перевернулся на другой бок и чуть не упал с дивана. Несколько мгновений он не мог сообразить, где находится, и растерянно оглядывался крутом.
Работает старенький телевизор. Шезлонг.
Это — дом Кристиано Дзены.
Беппе сел и зевнул, почесывая затылок. Спину сильно ломило, и в придачу все чесалось.
"Тут что, блохи, что ли, водятся?"
В таком хлеву могло водиться что угодно. Даже вши, чего доброго.
Ему хотелось помочиться и попить воды. Казалось, во рту полкило соли. Это все рис с бульонным кубиком.
Трекка поглядел на циферблат своих часов "Свотч".
Четыре пятьдесят пять.
Продолжая зевать, он поднялся. Помял себе поясницу — там, где был треснутый позвонок.
Еще одну ночь на этом диване он не выдержит. Врач настоятельно рекомендовал ему спать без подушки и на ортопедическом матрасе, предпочтительно из натурального латекса.
Во всем виноват тот осел, падре Итало, это он его доконал. Беда случилась три года назад, в Буркина-Фасо. Падре Итало, миссионер-доминиканец родом из богом забытого городишки в Кампании [57], огрел его лопатой, повредив третий поясничный позвонок.
Беппе Трекка в составе группы волонтеров копал там колодцы для международного проекта "Подари улыбку Африке". Под солнцем, нещадно жарившим нейроны, среди отощалых коров, он трудился ради дела милосердия и ради одного из координаторов, Донателлы Грассо, за которой ухаживал с переменным успехом.
Это был изнурительный труд, к тому же Беппе, сам не понимая почему, скатился с руководящей роли на место чернорабочего.
В день, когда это произошло, он целое утро, отмахиваясь от назойливых мух, разгружал бетонные блоки под непреклонным взглядом падре Итало. Наконец настало время обеда. Он схлебал тарелку супа, в котором плавали похожие на стружку клочки мяса. Затем, чтобы избавиться от чесночного привкуса, решил пососать освежающую мятную карамельку.
Беппе поискал пакетик в кармане штанов и заметил, что карман продырявился и карамельки завалились в низ штанины. Он оперся рукой о бетономешалку и начал трясти ногой, чтобы конфеты выпали на землю.
Нечеловеческий вопль пронзил тишину саванны. Беппе успел только обернуться и увидеть, как падре Итало подскакивает к нему и замахивается по почкам дубинкой.
Беппе, как кегля, рухнул на землю, а доминиканец тем временем орал: "Отключите электричество! Его ударило током! Ударило током! Отключите!"
От изумления и пронзительной боли Беппе не мог ничего сказать. Он попытался было встать, но священник, как одержимый, вместе с тремя неграми прижал его к земле, схватил за голову и раскрыл ему рот. "Язык! Язык! Он кусает себе язык. Остановите его, ради всего святого!"
Два дня спустя напичканный болеутоляющими Трекка был посажен на самолет и отправлен на родину с повреждением позвонка и вывихом челюсти.
Держась рукой за бок, Беппе побрел в туалет. Ему показалось, что он слышит внизу какие-то звуки. Он навострил уши, но услышал только, как по стенке унитаза стекает моча.
Потом он доплелся до дивана и опять повалился на него, зевая: "Какая же скверная штука жизнь".
На горизонте стало видно, что ночь скоро уйдет. Полоска густого, как вата, тумана легла между рядами тополей, которыми были обсажены берега реки. Темные верхушки деревьев выглядывали из него как флагштоки кораблей-призраков.
Тяжело дыша, Кристиано Дзена толкал тачку с трупом Фабианы Понтичелли по идущей через залитые лужами поля дорожке.
Поскольку фонарик зажигать было нельзя, приходилось двигаться по памяти.
Он долго провозился в гараже, еще немного, и начнет светать, так что он мог на кого-нибудь наткнуться.
На крестьян. На рабочих, которые идут в смену на щебеночный карьер и срезают здесь дорогу. На байкеров, которые упражняются здесь на кроссовых мотоциклах.
Надо быть полным кретином, чтобы не понять, что под этим брезентом человеческое тело.
Так что...
"Так что ничего, если меня поймают, значит, это судьба. Скажу, что это был я. И когда папа проснется, он поймет, как я его люблю".
Руки начинали дрожать, а до реки был еще километр ходу. Футболка на спине и под мышками насквозь промокла от пота.
Кристиано тысячу раз проделывал этот путь. Когда решил построить себе плот из пустых канистр, чтобы заняться рафтингом, когда ходил с Четыресыра на рыбалку, когда просто было нечем заняться.
Мог ли он вообразить, что однажды ему придется тащиться здесь с трупом Фабианы Понтичелли в тачке?
Будь рядом с ним хотя бы Четыресыра. Может, он знает, не было ли тайного романа между отцом и Фабианой. Или спросить об этом у Данило. Но тот исчез. Он сто раз ему звонил. Абонент все время недоступен. И дома тоже никто не отвечает.
Кристиано вспомнился разговор с Четыресыра. Не сказать, чтобы его поразило известие о том, что Рино в коме.
"Ты же знаешь его, он такой", — сказал себе Кристиано, смахнув капельки пота со лба.
Ему не терпелось увидеть и обнять его.
Он был почти на месте. Шум реки перекрывал гул проносящихся по шоссе автомобилей.
Кристиано снял куртку, завязал ее на поясе и вновь двинулся в путь. По мере приближения к реке тропинка постепенно превращалась в болото, и маленькое колесико тележки буксовало и тонуло в грязи. На подошвы кроссовок налипли тяжеленные комья земли. В нескольких десятках метров перед ним, освещенная дальними огнями электростанции, лежала топкая трясина.
Кристиано не помнил, чтобы Форджезе хоть раз разливалась аж досюда.
Четыресыра так и сидел на стуле. Его била дрожь, а боль обжигающими волнами накатывала от плеча на грудную клетку.
В одной руке он сжимал распятие.
Он было задремал, но жуткий кошмар обволок его вонючей простыней, и он, к счастью, проснулся.
По мозгам бил включенный на полную громкость телевизор, но Четыресыра не хотел убавлять звук. Каркающие голоса телевизора были в тысячу раз лучше тех, что звучали у него в голове.
К тому же стоило закрыть глаза, и ему являлась Рамона, распростершаяся нагишом среди гор, и пастухи с солдатиками взбирались по ней вместе с овечками. Он так жаждал ее, что дал бы отрезать себе руку, лишь бы ее заполучить.
И потом, этот жуткий кошмар, который ему приснился.
Он порос липким мехом и был одной из темных тварей, которые стаей копошились в какой-то черной кишке. Тварей с острыми зубами, красными глазами и длинными голыми хвостами, которые толкались, визжали, царапались, чтобы первыми добежать до конца туннеля.
Потом все вгрызались в кишащую слепыми личинками, сороконожками, тараканами и лопающимися от крови пиявками тушу мертвого животного. И начинали пожирать гнилое мясо и насекомых. И он ненасытно глотал вместе с другими.
"Псы Апокалипсиса не едят и другим не дают", — говорила ему в приюте сестра Эвелина.
Затем его внезапно ослеплял ледяной свет, и в центре светящегося луча появлялась сотканная из нитей фигура женщины, говорившей ему: "Ты — Человек-падаль"
"Кто? Я?" — "Да, ты! — И она показывала на него, в то время как остальные твари в ужасе бежали прочь. — Ты Человек-падаль"
Потом он проснулся.
Он с размаху пнул ногой телевизор, тот упал с тумбочки, но не замолчал.
Какого черта Рамона решила ехать лесом?
"Она перепутала. Я же говорил ей. Я не виноват, что она поехала лесом".
Если бы она поехала по окружной, то ничего бы не произошло и он бы был в порядке, а Рино не впал бы в кому. И все было бы как раньше.
"...Как раньше", — пробормотал Человек-падаль и стукнул себя по ноге.