"Никто ничего ни для кого за просто так не делает. За этим всегда что-то стоит, Кристиано", — учил его Рино.
И все же у него было ощущение, что Беппе Трекка не получит сверхурочных в конце месяца за то, что возился с ним.
"Может, он ко мне хорошо относится".
В любом случае через несколько дней, если отец не придет в себя, судья упечет его в интернат или сдаст под опеку какому-нибудь козлу.
Кристиано должен был как можно скорее отыскать Данило. Тот мог бы его усыновить, по крайней мере, пока папа не выйдет из комы.
"Если я, конечно, его найду".
А если ему не разрешат остаться с Данило, он сбежит.
Беппе Трекке позарез требовалось глотнуть кофе.
— С чего бы эта пробка? Не понимаю, — произнес он, не ожидая ответа от Кристиано.
Где-то через километр был бар, но с такими скоростями... Он даже представить не мог, за сколько они до него доберутся.
Социальный работник раздраженно стукнул кулаком по баранке.
— Видать, что-то случилось! Авария. Иначе откуда пробка?
Помимо кофе ему не помешал бы хороший массаж. Пружины продавленного дивана вконец разбили ему спину.
Что за адская ночка. Слишком холодно, слишком. И плюс к этому доносящийся с шоссе гул грузовиков. Когда ты закрывал глаза, было ощущение, что лежишь прямо на аварийной площадке автострады.
Краешком глаза он взглянул на Кристиано.
Тот как будто спал, спрятав лицо в капюшоне.
Идеальный момент для того, чтобы обо всем ему рассказать.
"Послушай, Кристиано, я должен тебе кое-что сказать. Данило погиб в аварии" "Ладно, я потом ему скажу"
Сегодня надо было еще позвонить судье по делам несовершеннолетних. Может, удастся его уговорить повременить чуток. Пару дней.
За это время Ида забудет его.
Но сколько ему понадобится времени, чтобы забыть о ней?
Он не видел и не слышал ее всего один день, но Беппе этот день казался годом. Раньше они постоянно виделись. Раз в неделю ездили за покупками в "Четыре башни" И Ида не давала ему покупать всякую замороженную дрянь. Потом они забирали детей из бассейна. И если им случалось пару дней не видеться, созванивались по телефону. Ида была его лучшей подругой.
"Спутницей моей жизни".
Его преследовали навязчивые воспоминания о том, как они в кемпере занимались любовью. О волнующем запахе ее кожи. О ее гладких волосах. О том, когда она задрожала у него в объятиях. Лучше в его жизни ничего не было. Впервые он повел себя как мужчина. Проявил решительность и готовность взять на себя ответственность за свои поступки.
В то мгновение он внезапно понял, что такое жить.
Однако теперь, в отчаянии, он вычеркнул бы ту ночь из своей жизни и вернулся во времена, когда они были просто друзьями. Времена, когда он врал самому себе.
Он огляделся по сторонам.
Направо был "Труффарелли", крупный магазин сантехники.
Они ходили туда с Идой выбирать плитку для ванной, когда Марио купил домик в горах.
Все в этих проклятых местах напоминало ему о ней.
"Хватит!"
Он должен уехать. Далеко. В Буркина-Фасо, копать артезианские колодцы. Другого выхода не было. Как только он пристроит Кристиано, сразу уволится и снимется с места.
До аптеки он добрался легко.
Никто не удостоил его и взглядом. А если кто и удостоил, Человек-падаль этого не заметил, потому что шел опустив глаза.
Он стоял перед старинной аптекой "Молинари", с мигающим над входом неоновым крестом, с обмотанным бинтами коричневым манекеном и рекламой антицеллюлитных кремов в витрине.
Оставалось войти, попросить аспирин, заплатить и ретироваться.
Человек-падаль чесал щеку, кривил рот и стучал себя по бедру.
Он не решался входить. Этот аптекарь был псих, совершенно не в себе. Решил про него неизвестно почему, что он заядлый болельщик "Ювентуса".
А Человек-падаль терпеть не мог психов и странных типов — словом, всяких ненормальных. К тому же от футбола его воротило.
Ему нечасто случалось заходить в аптеку, но всякий раз этот тип, кощей с тремя волосинами на голове и козлиной бородкой, заговаривал с ним об игроках, которых он не знал, и о турнирной таблице, а один раз даже позвал поехать в Турин на матч Лиги чемпионов.
— Давай-давай, поехали с нами, вливайся в нашу разбитную компанию. Повеселимся. Едем на автобусе.
Беда Человека-падали была в том, что, если кто-то говорил ему про него неправду, он не умел возразить. Ему было неловко.
Он и на йогу стал ходить оттого, что коллега на строительной фирме сказал, что ему обязательно понравится.
Так и на этот раз он оказался втиснут в автобус, битком набитый рвущимися на стадион болельщиками. Когда они прибыли на место, Человек-падаль сделал вид, что идет в туалет, а сам спрятался за полицейским фургоном и вернулся в автобус только после конца матча.
Что, если сейчас он войдет в аптеку, а аптекарь снова начнет уговаривать его ехать на стадион?
Человек-падаль присел на скамейку, не зная, как ему быть. Ему нужен был аспирин.
Он, конечно, мог пойти в аптеку на станции. Далековато, надо брать мотороллер, но все же это лучше, чем общаться с психом.
Он уже собирался вернуться домой, когда из "Мясного бутика" на противоположной стороне улицы вышли две дамы и остановились у входа в аптеку.
Дамам было под шестьдесят. Одна — высокая и сухопарая, как богомол, другая — маленькая и зеленая, как гоблин. Гоблин тащил за собой четвероногое создание, похожее на тасманийского сумчатого дьявола.
Человек-падаль видел, как они оживленно беседуют о чем-то, стоя перед аптечной витриной. Если они решат войти, аптекарь будет слишком занят, чтобы донимать его разговорами.
Наконец богомол толкнул стеклянную дверь, и парочка скрылась внутри заведения.
Человек-падаль поднялся и, прихрамывая, тоже вошел в аптеку. Он спрятался за вращающимся стендом со средствами для ног.
За прилавком, кроме психа, стояла пожилая женщина в белом халате, которая читала рецепты и с силой штамповала их. Вот у кого он должен попросить аспирин.
В очереди, помимо двух дам, были еще старик в кепке и паренек.
Сжимая в кулаке свои монеты, Человек-падаль начал репетировать про себя, что он должен сказать: "Здравствуйте. Добрый день. Дайте мне, пожалуйста, аспирин, который растворяется в воде. Спасибо. Сколько с меня?"
Тем временем дамы, в полуметре от него, заговорщицки перешептывались.
— И в общем, он позвонил мне пять минут назад... — говорил гоблин, показывая подруге сотовый, словно в подтверждение правдивости своих слов.
Лысая дылда на секунду нахмурила брови:
— Так я не поняла, твой муж сейчас где?
— На мосту! Уже два часа. Движение полностью парализовано.
— И что именно он тебе сказал?
— Матильда, ну почему я должна по сто раз повторять тебе одно и то же? Ты таблетки для головы, которые тебе доктор выписал, принимаешь?
— Разумеется, принимаю, — теряя терпение, отрезала каланча. — Ты что тебе сказал твой муж? Так и сказал, что под мостом нашли труп?
— Да. Точно. Послушай, дорогая Матильда, почему бы тебе не сделать доброе дело? Может, сядешь в такси и отправишься посмотреть? Тогда и поймешь, что к чему.
"С тобой совершенно невозможно разговаривать!" — хотела ответить каланча, но успела произнести лишь "С то...", потому что человек в непромокаемой куртке, вцепившийся в крутящийся стенд с изделиями от доктора Шолля, падая, придавил ей большой палец ноги, и дама завопила — отчасти со страха, отчасти от боли. Упав, человек в непромокаемой куртке попытался подняться на ноги, но, как лось на рассыпанных по земле шариках, начал скользить и колотить пятками по пластырям для мозолей и по дышащим стелькам с запахом ментола, а когда наконец он сумел подняться, то, хромая, стеная и ревя, как осел на бойне, бросился к стеклянным дверям аптеки и скрылся.