Мальчик проснулся, застудив бок: Добрило с Чудей куда-то делись. Найти их оказалось просто: в темноте среди деревьев потрескивал костерок, а возле него сидели на корточках оба пропавших березовца. Рядом с собой они разложили на куньей шкурке лучшие припасы: копченое мясо, мед, пирог с репой и один маленький грецкий орех.
– Перун! Всемогущий и грозный! – вещал Чудя, грозя Добриле пальцем. – Все знают, что он обращается в тура и выходит к людям из леса, значит это он послал нам коров для защиты.
– Сам ты корова, – презрительно отвечал Добрило. – Никакой не Перун, а Велес! Тоже всемогущий, и грозный, и могучий, и… волосатый! Он правит зверями: лисами, свиньями, пчелами, собаками – всеми, он и велел турам помогать нам!
– Перун грознее, могучее и волосатее твоего звериного Велеса, – спорил Чудя. – Его благодарить надо, ему и подношение.
– Нет, это Велес могучее, грознее и… Ты что ж это делаешь, негодник?! Ты что же подношение велесово лопаешь?!
– А вот коли оно велесово, так я все и съем! – набив рот репой, невнятно ответил Чудород. – А тебе Перун задаст синей молнией по шее!
– Ах так?! А посмотрим, как он мне задаст! – взвился Добрило и тоже укусил от жертвенного пирога.
– Бу-бу-бу, – злобно ответил Чудя с набитым ртом.
– Ум-ум-умм, – не остался в долгу бортник. – Чавк!
Когда Веприк подошел к костру оба богомольца, поссорившись, молчали, только сыто икали в перемазанные медом бороды и косились друг на друга. Не успел мальчик присесть, как в тени деревьев зашуршали ветки и снег заскрипел под чьими-то легкими шагами. Заслоняя гаснущие утренние звезды, в свет костерка ступила молодая пригожая женщина и кивнула изумленным березовцам, словно знакомым. На ней был подбитый горностаевым мехом голубой плащ и меховая шапочка, из-под которой сбегала до сапожек затейливая коса цвета спелой пшеницы. Березовцы молча смотрели на пришелицу, потом разинули рты, выдохнули "ах!" и продолжали смотреть с открытыми ртами, потому что она была чудо как хороша – высокая, гибкая, большеглазая. В отблесках огня ее ласковые глаза то плескались летней небесной синью, то зеленели молодой травой – и невозможно было понять, что прекраснее.
– Будьте здоровы, люди добрые! – певуче проговорила незнакомка. – Нельзя ли у вашего костра погреться?
– Ах! – гостеприимно ответили березовцы.
– Вы что же, совсем меня не узнаете? – поинтересовалась гостья, присаживаясь на невесть откуда взявшийся позади нее пенек.
"Дева златоволосая, гордость Никеи,
Гордо ступает, прелестная, стройной ногою…" – крутилось у Веприка в голове. "Гордая" и "прелестная" – эти слова очень хорошо подходили к незнакомке. "Ой, это же, наверно, жена Фукидида из плена сбежала! – подумал он. – А Фукидида-то и нету. Нехорошо-то как получилось…"
– А ты, наверно, Фукидида, грека нашего ищешь? – смущенно сказал он. – А Фукидид это…того… тебя полетел искать!
– Да уж, знаю я, как он полетел, – ответила гостья, обведя насмешливыми глазами троих путешественников. – И кто ему помог полететь тоже знаю… Ну да ладно, не о том речь. Не угадал ты, Веприк. Стихи хорошие, да не про меня.
– Леший это, – вдруг ляпнул Чудя. – Леший, хоть и противный да мохнатый, любое обличье принять может – глаза-то обманывать он мастер. Не бывает в природе таких красивых баб, хоть убей!
– А коли леший, – сказала незнакомка уже, похоже, начиная сердиться, так встань на пенек, обернись вокруг три раза да плюнь через левое плечо, а потом нагнись, голову засунь между колен и погляди. Так настоящее обличье мое и увидишь, противное да мохнатое! Не забудь сказать "Дядя леший, покажись не серым волком не черным вороном, а самим собой".
– А и верно! Надежное ведь средство! – оживился Чудя и, не успел Добрило его поймать, вскочил на пенек, повертелся на нем, старательно плюнул, чуть не попав в бортника, потом, наклонясь, сунул голову между ног и уставился на красавицу. После этого он разогнулся и спросил озадаченно:
– А как говорить-то – "дядя леший" или "тетя лешая"? Ты ж не дядя!
– Это я тетей прикидываюсь только, – успокоила его лесная гостья.
Чудород снова покрутился, поплевал и наклонился головой вниз. "Дядя леший, покажись не серым волком не черным вороном, а самим собой," – прокряхтел он и пристально поглядел на незнакомку.
– Ну как? – довольно сердито спросила та после молчания. – Мохнатки на мне видишь?
– Да никак, – смущенно ответил Чудород, продолжая стоять кверху сидячим местом, а головой вниз. – Такая же красивая. Только вверх ногами.
– А посмотри получше – может, хоть что-нибудь противное найдешь?