– А жалко: я на гуслях-то играть большой мастер, – Чудя перебирал в уме, чем же он может развеселить хозяина. – Я колыбельную умею волшебную петь, "гундёж" называется – так что все кругом засыпают, а кто не заснул с ума сходит.
– Так ты что же, колдун?
– Ага, – согласился Чудя. – А еще я, между прочим, шайтан – у печенегов спросите. Меня же зовут Чудород. Чудеса, значит, рожаю в большом количестве.
(На самом деле мамка назвала так своего Чудородика, потому что он лез на белый свет чудным образом – вперед не головой, как все младенцы, а задним местом.)
Чудя ухватил в охапку проплывавшую мимо него остроносую рыбину и, баюкая ее, как родную дитятю, занудил:
– Спи-поспи, рыбёшечка,
Спи-поспи, малёшечка,
Спи-поспи, курёшечка,…
Рыбина внимательно и злобно поглядела незваной няньке в лицо и Чудя немного испугался.
– Ого, какие у нас зубёшечки, – пробормотал он, не отрывая взгляда от рыбьей пасти, – хуже, чем у моей ненаглядной Матрёшечки…
Тут рыбина оскалилась и попыталась откусить ему ногу. Березовец обеими руками зажал ей пасть и, налегая всем телом, ухитрился засунуть рыбину себе между колен. Рыба кряхтела и вырывалась, но Чудород не сдавался и обнимал ей рот руками и ногами, никак не успевая сообразить, что ему делать дальше. Он бы с удовольствием врезал неприятельнице кулаком между глаз, но боялся, что эта животина приходится какой-нибудь родней царю или царицу – не зря же она по дворцу плавает. Наблюдая, как гость прыгает верхом на рыбьей голове, царица с отвращением сказала мужу:
– Что за гости у тебя! Пойди-ка поищи второго такого болвана!
Обнаружив, что царь, увлеченный представлением, хохочет, шлепая себя по бокам и пуская изо рта пузыри, царица со злостью сказала:
– Далеко искать не придется!
"Эге, – заметил себе Чудород. – Хозяйка-то здешняя не в мед, видно, обмокнута. Такая-то царица и у меня дома есть."
Царица взвилась с места и шлепнула себе на косматую голову голубую светящуюся медузу вместо шапки. Медуза хотела удрать, но царица так стукнула по ней кулаком, что та из синей сделалась красной и испуганно притихла.
– Чтоб, когда я вернусь, этого мужика глупого уже здесь не было! – приказала морская хозяйка.
– Которого? – хором спросили Чудород и царь, но царицы уже след простыл.
– Меня, наверно, – сказал подводный хозяин. – Давно она меня из дома не выгоняла.
Чудя тем временем, зацепившись пяткой за камень, смог стянуть с ноги один сапог и плотно нахлобучил его своей рыбе на морду. Рыба мотала головой, вертелась, но сапог снять не могла, потому что рук у нее не было.
– Эй, славный царь, – позвал Чудород, подойдя в одном сапоге к каменному трону и становясь на цыпочки. – Ч-ч-ч! Времени у нас мало! Слушай: есть у меня одна волшебная песня – Змея Горыныча приманивать. Хочешь научу?
– А Змей Горыныч на гуслях играть умеет? – спросил водяной.
– Он женщин крадет! Надо только женскую красоту в песне прославить – и он уже тут как тут. Я свою жену уже того… прославил. Слушай:
"Дева златоволосая, гордость Никеи,
Гордо ступает, прелестная, стройной ногою,
Мне ли подаришь свой взгляд, белолицая дева?
Я от любви и восторга безмолвен стою!.."
– Это не про мою кровопивицу, – печально признался морской царь. – Она в Никее никогда не была. И потом – у нее же хвост, откуда у нее нога, чтобы гордо ступать? Если только оторвет у кого-нибудь… У тебя той, левой, бабушкиной, не осталось?
– Слова немного переделать надо и все дела: вместо "золотоволосая" – "зеленоволосая", вместо "гордость"…
– "Пакость" – обрадованно подсказал царь. – "Пакость морская"! А вместо "прелестная" – "противная"!.. Я ее знаешь как зову, когда не слышит? Рыба! Просто рыба и всё! Как там? "Ты мне подаришь свой взгляд, тухлая рыба?" – водяной радостно захихикал.
Пошептавшись, прославители женской красоты завопили дружным хором:
"Рыба волосатая, пакость морская,
Шустро виляет, противная, кривым хвостом
Ты мне подаришь свой взгляд, тухлая рыба?
Я от твоего скандального нрава утоплюсь скоро, хоть я и царь морской!"
– Последняя строчка длинная очень, – критически заметил Чудород.
– Зато от души! Давай еще раз, а? Три-четыре! "Рыба волосатая"… О! Змей Горыныч летит!
Чудя, который никак не ожидал, что от его волшебной песни получится какой-нибудь толк, с изумлением оглянулся и исполнился ужаса: к ним неслась славная царица в съехавшей набекрень светящейся медузе.
– Ты это о ком "рыба волосатая"?! – в гневе кричала она на мужа.
– Не волосатая! Лысая! – попытался вступиться Чудя.
– Какая волосатая? – неискренне удивился водяной. – Мы разве пели "волосатая"? Мы пели… это… "усатая"!