– Вепрюшка! – плакала Смеяна, осыпая сына поцелуями. – А батянька твой где? А Дуняшка?
– С батянькой все хорошо, – успокоил маму юный охотник, вытирая рукавом опухший от слез нос. – Он в подвале у князя сидит.
Тут же нашлась и Дуняшка: остальные участники отважного отряда входили в сад – и пресветлая Лада, и Горыныч тоже с ними.
– Мама! – уверенно и радостно сказала Дунька, увидев мать.
Такого счастья Смеяна не вынесла, она пошатнулась и упала в обморок.
Дунька побежала к маме, но ее внимание отвлекла огромная желтая груша, свисавшая над ступеньками. Дунька присела около лежащей на дорожке Смеяны и, протягивая спелый плод, посоветовала:
– Ам! Кусна! Мама, ам!
– Не охотница, – проворчал Веприк, косясь на сестренку. – Очень уж болтлива!
Убедившись, что мама грушу не хочет, Дуняшка уселась поудобнее и съела ее сама.
Глава 41. Конец змеиного плена
Жители волшебного замка не успели перевести дух после волнующих событий, а ответ змею был уже приготовлен – из ближних кустов вылезла сутулая бородатая фигура в арабском халате, подвязанном веревочкой, и с торжеством заявила:
– Ага, гадючья твоя душа! Попался! Я тебя, огнеплюя хвостатого, предупреждал: приедут наши мужики и спасут меня! А тебе надают по трем шеям, чтобы больше не безобразничал. Так тебе и надо, трехголовая твоя рожа!..
– Трехрожая твоя голова, – поправил Чудород.
– Не мешай, Чудя, – раздраженно отмахнулся староста Пелгусий. – Не перебивай старших… О чем я говорил?.. Так вот! Вот они какие, наши мужики березовые!.. то есть березовские! В огне не горят и в воде не тонут! Богов уважают! Добрались до твоего поганого царства!.. И какая-то баба незнакомая вместе с ними, – добавил Пелгусий, подозрительно глянув на Ладу. – Наверно, они ее тоже спасли где-нибудь по дороге… Эй, ребята, а вы нас точно спасать пришли, а не сами в плен попали? – шепотом уточнил он у односельчан.
Выглядел староста настоящим попугаем: вышитые туфли с загнутыми носками, маленькая ярко-зеленая шапочка из пальмовых листьев, широкий халат в яркую полоску и голый живот, вылезавший из халата по случаю теплой погоды. Бороду свою Пелгусий тщательно расчесал и, чувствовалось, побрызгал каким-то ароматным отваром.
– А ты как думал?! – кричал Пелгусий. – Унес из деревни старосту – не бортника какого-нибудь! не охотника! не бабу глупую! – а ста-рос-ту! Главнейшего человека! – старик погрозил Горынычу пальцем. – …и думаешь, так его тебе и отдали! Не-е-ет, наши мужики старосту своего кому попало не отдают!.. И дедушке Пелгусию рожи не делают! – строго добавил он, потому что Дунька пролезла вперед и передразнивала его, старательно перекашивая щекастое личико. – Так. А что же вы, мужики, его не связали? – продолжал старик с укоризной. – Сбежит ведь, злодей!
– Уважаемые дамы, я хочу сделать объявление! – Горыныч попытался заглушить вредного старика своим троекратным шипением.
– Да, уважаемые дамы! Я тоже хочу сделать объявление! – бойко подхватил березовский староста. – Змей Горыныч похож на червяка! Все слышали? У, чудище поганое, ненасытное, мерзопакостное, косолапое, кривохвостое,..
– Девушки, милые, я вас всех отпускаю на свободу, – сказал змей. – Простите меня за то, что вас украл… Обещаю, больше этого не повторится.
Переполох, поднявшийся в хрустальном дворце вслед за горынычевыми словами, невозможно описать: половина красавиц от радости заплакала, а половина – засмеялась. Столько счастливых слез было в тот день пролито, что от них вокруг замка образовалось соленое озеро, в котором Горыныч потом ловил и треску, и морских окуньков, и даже атлантическую селедку – рыбу костлявую, но очень полезную для здоровья.
А березовские путешественники склонились перед Ладой, богиней любви и красоты, в низком земном поклоне и сказали:
– Спасибо тебе, Лада пресветлая, любовь бесконечная, красота несказанная! Одно твое слово мир освещает, зло в добро превращает.
– Спасибо тебе, Ладушка-матушка, сестрица-красавица! – сказала счастливая Смеяна.
– Слово-то доброе я сказала, – ответила богиня, – а поверил-то Горыныч не мне, а вам! Если бы Веприк с вами сюда не добрался да не доказал бы, как люди любить умеют, никогда бы Змей за своей тоской чужого горя не увидал.
Лада пресветлая засмеялась, встала рядом со Смеяной и так они стояли вдвоем, словно две сестры: высокие, гордые, золотоволосые. Тут только Веприк заметил роскошные одежды своей матери: голубые и синие шелка, разукрашенные вышивками и драгоценными камнями по вороту, жемчуг в косах, резные браслеты.
– Маманечка! – удивился он. – Королевна ненаглядная! А как же ты во сне ко мне приходила в одной рубашечке?