Пернатый певец заливался по-прежнему, но сейчас от его пения у Вальды делалось лишь тяжелее и горестнее на душе. Печаль и отчаяние, превратившись почти в физическую боль, сделались совсем невыносимыми.
Вальда поглядела наверх, в черное бархатное небо, и ей показалось, что звезды, как и птицы, смеются над ней, дразня своим несбыточным обещанием счастья.
К чему ей теперь эта красота, если уже не дано разделить ее с Ройдоном?
Как ей жить, если ни разу больше не придется почувствовать его объятий, прикосновения его губ?
Потерянная и несчастная, движимая одним безысходным отчаянием, девушка, точно лунатик, пустилась куда глаза глядят, в единственном стремлении — убежать от себя самой!
Осталась позади гряда кипарисов, где-то далеко впереди лежало море.
Соленый ветер трепал и вздымал ее волосы, и она спешила ему навстречу, как к другу.
Где-то в глубине сознания мелькнуло предостережение Ройдона о таящихся в степи опасностях: зыбучих песках, быках, пасущихся на свободе, мчащихся табунах белых лошадей. Но они оставили девушку равнодушной.
Мятущейся душой она подсознательно жаждала и искала опасности, потому что лишь опасность могла заглушить ее боль, принести облегчение в ее горе, в страхе перед будущим.
И она шла все дальше и дальше.
Становилось сыро, захлюпала под ногами почва, мошки ударяли ей в лицо мягкими крыльями и уносились прочь. Временами то одна, то другая босая нога девушки проваливалась в жидкую грязь.
Подол ее длинной ночной рубашки давно вымок, но Вальда не обращала на это никакого внимания.
Она знала только одно: облегчение там, впереди.
— К морю, я должна выйти к морю, — бормотала она. — Я хочу плыть, все дальше и дальше.
Тяжелый, приторно-сладкий запах наполнял воздух. Это были душные ночные ароматы чабреца, розмарина, лаванды, дикого шиповника.
Звездное небо простерло над спящей землей свои широкие крылья, но ночь была наполнена звуками: урчанием древесных лягушек, глухим, низким уханьем совы, пронзительным писком летучих мышей.
Но в оцепенении своего горя, окутавшего ее точно темным, плотным облаком, Вальда, пожалуй, ничего этого не слышала.
Смутно, как сквозь дымку, возникла впереди громада каких-то темных теней, почуялся неприятный, едкий запах. Похоже, там расположились на ночлег какие-то животные. Во сне вздрагивали уши, подергивались хвосты и раздавалось приглушенное всхрапывание. Дикое стадо чутко дремало.
В развевающейся белой рубашке Вальда равнодушно прошествовала мимо. Земля под ногами стала тверже и суше, теперь вместо грязи между пальцами забивалась трава.
Внезапно позади послышался какой-то шум. Впервые за все время полусонное сознание Вальды просигналило тревогу. Потревоженный бык, ворочаясь, тяжело поднимался на ноги. Он очнулся от сна, чтобы изгнать чужака, отважившегося забрести на его лежбище.
Неторопливо, будто разгоняясь, зверь двинулся за нарушительницей его владений. Боясь оглянуться, девушка почувствовала за спиной стук копыт и тяжелое дыхание. Она представила, как он движется за ней, низко наклонив голову, с налитыми кровью глазами, как напряжен каждый его мускул — в неукротимом стремлении поразить врага страшными, острыми, как сабли, рогами.
В открытой степи от него нет спасения! Бык поднимет ее на рога, затопчет насмерть тяжелыми копытами!
Охваченная смертельным ужасом, Вальда пронзительно закричала и как сумасшедшая бросилась бежать. Бежать изо всех сил, так быстро, как не бегала еще никогда в жизни!
— Помогите! Помогите! — вопила она, понимая, что все равно ее здесь никто не услышит.
Крик захлебывался, терялся, заглушенный топотом копыт быка и ее собственным прерывистым дыханием.
Бык был уже совсем близко. Каждым, как струна, натянутым нервом девушка вот-вот ожидала жестокого удара рогов, и — вдруг почувствовала, пронзительно взвизгнув, что летит с размаху куда-то вперед и вниз. Раздался громкий всплеск, и, вздымая фонтан брызг, Вальда шлепнулась в воду.
Сперва она решила, что тонет, но, опомнившись, в ту же секунду обнаружила, что стоит на четвереньках в неглубоком, теплом водоеме. Она угодила в ирригационный канал, обычно имеющий глубину в несколько футов, но сейчас из-за сухой погоды заполненный только частично.
Прямо над головой, у самого края каната, грозно храпел и рыл копытом землю разъяренный бык. Он был по-прежнему преисполнен желания ринуться в бой. Девушка сжалась и замерла, боясь пошевелиться. Через некоторое время, видимо, сочтя подобного противника неинтересным, зверь неохотно удалился, протестующе сопя и раздувая ноздри.