Затем король поведал о великой охоте, в которой участвовали трое судей и двое начальников налоговой службы, а вожак своры Скиббербега, вместо того, чтобы преследовать лису, завел всю охоту через холм прямо на двор Патрика МакКефферти. После этого вся округа пустовала еще две недели.
Так их разговор переходил от одной приятной темы к другой, пока отец Кессиди, хитроумный человек, не спросил — осторожно и вкрадчиво:
— Я слыхал, будто бы до низвержения с небес вы, Добрый Народ, все были ангелами.
Король выпустил изо рта тонкую струю дыма, задумчиво тронул бакенбарды, затем сказал:
— Нет, мы были не совсем теми, кого вы могли бы назвать ангелами. Настоящие ангелы — вовсе не такие, как толкует ваша церковь.
— Так может, вы мне расскажете, каковы же они? — спросил отец Кессиди, весьма удивленный.
— Я подкину вам пару идей, чтобы вы смекнули, каковы они, — сказал король. — Они не любят часовен, они не любят лесов, они не любят океана. Они отличаются от великанов — довольно сильно отличаются — и мастерски лицемерят. Вообще же вы не ошибетесь, приняв за одного из них любую вещь, какую только видели в жизни. Вот теперь у вас есть отличное представление о том, каковы они. И еще я подумал, — добавил фэйри, нахмурившись, — что в вашем приходе есть трое молодых холостяков, которые имеют дурную привычку называть ангелами тех девиц, что вовсе на ангелов не похожи, вовсе не похожи. Будь я на вашем месте, то осудил бы это во время проповеди.
— Ну, я даже не знаю! — протянул отец Кессиди, утаптывая угольки в трубке. — Молодежи следует говорить друг другу подобное. А если молодой холостяк заводит приятные речи с приятной девушкой, и не более, то имеет все шансы так и остаться холостяком. С другой стороны, парень, который стал бы обсуждать со своей возлюбленной, сколько он уберет урожая, вероятно, может к ней охладеть, когда они обвенчаются. Но, впрочем, это не имеет отношения к вашему историческому экскурсу. Продолжайте, ваше величество.
— Ну, я в любом случае терпеть не могу глупости, — ответил фэйри. — Так или иначе, как я уже говорил, там, на небесах, они звали нас Маленьким Народцем. Нас были миллионы, мы держались друг друга, и я был королем им всем. Мы были счастливы вместе, словно птички в одном гнезде, пока вражда не разделила черных и белых ангелов.
С чего все началось, я толком так и не узнал, а выспрашивать боялся, чтобы не оказаться вовлеченным. Я советовал Маленькому Народцу держаться от этого подальше, ибо друзья у нас были с обеих сторон, и мы не желали неприятностей ни с теми, ни с этими.
Я хорошо знал Старого Ника[4]. Более учтивого и более приятного собеседника вам бы не повстречалось — пожалуй, его манеры были даже слишком приторны. Он был тысячекратно благосклонен и любезен к моим подданным, и теперь, когда он низвергнут, я не скажу о нем худого слова.
— А я скажу! — заявил отец Кессиди, глядя весьма сурово. — Я — против него и всех его делишек и козней. Да я ручаюсь, что в конце окажется, что тех, кому он навредил, побольше выйдет, чем тех, кому он помог!
— А я его виню только в одном, — сказал король, — он отвратил от Маленького Народца моего побратима и лучшего друга, Таддеуса Флинна. Случилось же это так. Таддеус был добродушным малым, но чудовищно смелым и столь же вспыльчивым. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу, словно наяву — вот он размашисто шагает, в одиночку, склонив голову, с трубкой в зубах, заложив руки за спину. Никогда он не носил плаща, но его жакет всегда был застегнут. Высокая шляпа сидела набекрень, с побегом зеленого клевера в тулье. Его лицо обрамляла тонкая черная бородка.
Отец Кессиди вскинул руки в сильнейшем изумлении:
— Если бы я не крестил его и не отпел его доброго батюшку, то мог бы поклясться, что вы мне только что описали моего прихожанина, Майкла Питера МакГиллигана!
— МакГиллиган не столь порядочен, не столь изыскан и не столь доблестен, чтобы быть фэйри, — презрительно бросил король, помахивая трубкой. — Но позвольте продолжить.
Таддеус и я частенько посиживали в месте, которое называлось зубцами или парапетом, где огромная золотая стена тянулась по краю небес, и где широкие ступени вели вниз, и где можно было усесться славным вечерком, свесив ноги, или постоять, готовясь к полету в чистейшем воздушном просторе… В общем, короче говоря, в ночь перед великой битвой Теди и я сидели на нижней ступеньке, глядели на бездну, простиравшуюся лига за лигой, и беседовали о мире, что раскинулся на шестьдесят тысяч миль внизу, и об аде — двадцать тысяч миль напротив, когда прибыл тот, кто взметнул бурю над нами, чьи черные крылья затмили небо, в чьей деснице, словно копье, сверкала длинная молния: то был Старый Ник.
4
Старым Ником (в оригинале «Ould Nick») или Старым Гарри на островах иносказательно называли дьявола.