Весть об открытиях Левенгука скоро разнеслась по тогдашнему образованному миру. Многие стали наблюдать «мельчайших зверюшек», называемых в науке микроорганизмами, но почти никто не считался с блестящим опытом Левенгука, показавшего, что эти замечательные организмы зарождаются только от себе подобных, проникая в воду из воздуха вместе с пылью. Микроорганизмы стали находить всюду, где только шло гниение или брожение; в тухлом мясе, в растительных отварах, в настоях, в кислом молоке, в сыре, в бродящем сусле. Казалось, стоит оставить в тепле на день-два какое-нибудь способное загнить вещество, как в нем разводятся миллионы мельчайших существ и наполняют его жизнью. Ученым казалось невероятным, что эти существа попадают туда из воздуха или проникают иными путями. Над мыслью тогдашних ученых все еще тяготела приверженность к Аристотелю и к учению о «произвольном зарождении».
Один англичанин даже попробовал на опыте доказать, что микроскопические существа зарождаются сами собой, без участия родителей. Этот англичанин — по фамилии Нидгем — поступил так. «Я взял, — рассказывает он, — немного горячей баранины прямо с огня и слил подливку в закрытый до того сосуд, который тотчас же плотно закупорил. Чтобы уничтожить зародышей, которые могли случайно быть в сосуде или попасть туда при наливании подливки, я поместил сосуд на некоторое время в горячую золу и нагревал его там. Несмотря на все это, через несколько дней мельчайшие животные кишели в подливке». Этот и другие подобные опыты были доложены Лондонскому королевскому обществу, и оно тотчас удостоило их автора избранием в свои члены, оказав ему за ошибочные (как мы сейчас узнаём) опыты такую честь, какую Левенгуку оно оказало лишь после многих лет тончайших наблюдений и величайших открытий. Левенгук открывал новый, дотоле совершенно неизвестный мир, тогда как Нидгем только подтверждал, как казалось, старинные мнения Аристотеля, на которых члены Королевского общества сами были воспитаны.
Итак, великие открытия Левенгука не разрешили в глазах тогдашних ученых вопроса о зарождении жизни. Левенгук показал, что бесчисленные невидимые простым глазом существа кишат всюду вокруг нас, что они с неимоверной скоростью заводятся и размножаются во всяком веществе, пригодном для жизни — в стоячей воде, в любом настое или наваре, в питательных продуктах, во всем, где идет гниение или брожение. Но как они там возникают — на этот вопрос еще не было точного ответа, основанного на безукоризненных опытах. И почти все ученые думали, что микроскопические организмы зарождаются «сами» и что здесь мы имеем дело с произвольным возникновением жизни из неживого вещества.
Продолжателем великих исследований Левенгука оказался знаменитый итальянец Спалланцани (1729–1799), который по характеру и общественному положению был совсем не похож на Левенгука. Спалланцани был блестящим профессором университета, постоянно окруженным толпой обожавших его студентов и восторженных почитательниц. Он с увлечением повторял наблюдения Левенгука над микроскопическими организмами и знакомил с этим новым миром своих слушателей. Подобно Левенгуку, он больше всего полагался на точные наблюдения, на строгую проверку каждого шага, на беспристрастный контроль всех деталей опыта.
Когда он услышал об опытах с бараньей подливкой, произведенных в Англии, он не поверил им. Ему страстно захотелось все повторить и проверить самому. Обдумывая все подробности этих исследований, Спалланцани сразу заподозрел, что в этих опытах была допущена ошибка. Она, по его мнению, заключалась в том, что сосуд с бараниной не был достаточно хорошо нагрет и находившиеся там зародыши не были убиты. Тогда Спалланцани повторил все эти опыты, причем основательно прокипятил подливку уже в сосуде. И вот — он торжествует: проходят дни за днями, а микроскопических животных в подливке не появляется.
Стоит ли говорить, что сторонники произвольного зарождения не сдались сразу и после этих опытов? Они стали уверять, что долгое кипячение не только убило зародышей жизни, но так изменило самую баранью подливку, что она лишилась способности поддерживать зарождающуюся жизнь. На это Спалланцани ответил новым рядом опытов, еще более блестящих.
Спалланцани приготовил целый ряд склянок с отварами семян и разными настоями, потом запаял их на огне и после этого прокипятил; одни он подвергал долгому кипячению, другие кипятил несколько минут. Потом оставил склянки стоять несколько дней. Разбив после этого их горлышки и взяв настои для исследования, он обнаружил, что микроскопические существа завелись только в тех склянках, которые кипели недолго, в остальных же никакой жизни не было. Спалланцани решил, что он сделал два важных открытия: во-первых, доказал, что в настоях, хорошо прокипяченных, жизнь не возникает, и во-вторых, что есть такие зародыши, которых не убивает пятиминутное кипячение.