Хелен хихикнула:
- Лиза намного моложе мужа, дорогой. Сколько может стоить скульптура Мюллера?
- От десяти до двадцати тысяч. Знатоки дают и больше.
- И при этом он на мели?
- Пауль обладает редким даром к самоуничтожению, - ответил Монсон. - Он просто не понимает, что такое деньги. Этим он спасает в себе художника. Чем глубже он увязает в долгах, тем лучше идет у него работа. Он создает, так сказать, поневоле. Хотя он, похоже, переборщил с последним своим кризисом. От отчаяния он перестал работать вообще. По-моему, это преступление против человечества, когда художник не работает.
- Как ты красиво говоришь, Фредди, - промурлыкала Хелен.
***
Когда Изумительный Монтини проснулся в четверг, он сразу не осознал, что что-то изменилось. Его память была подобна вышколенному слуге, всегда оказывающемуся под рукой, как только его хотят позвать. Так и ряды фактов, закрепленных в его памяти, оставались разрозненными, пока в них не возникала нужда. Библиотекарь мог бы, оглядев полки, заметить пропажу книг. С Монтини же такого не могло случиться. Он повалялся с полчасика в постели, потом встал, принял молекулярный душ, позвонил насчет завтрака, разбудил Надю и велел ей заказать билеты на ракетоплан до Лас-Вегаса. И, наконец, словно пианист, пробегающий перед выступлением несколько арпеджио, чтобы размять пальцы, он обратился в свое хранилище за Шекспиром и не обнаружил его на месте.
Он остался внешне спокойным, только ухватился за астрагал, украшавший киноокно, и в замешательстве уставился на мост. У него никогда не было нужды прилагать какие-либо усилия, чтобы вспомнить какой-нибудь факт. Он просто смотрел, и факт появлялся. Но где же Шекспир? Где левая колонка на 136 странице и правая на 654-й, где правая колонка на странице 806, шестнадцатая строка снизу? Пропали? Он побледнел. На экране его памяти белели одни чистые страницы.
Спокойно. Это необычно, но это не катастрофа. Ты перенапрягся, и ты с этим справишься, вот и все. Расслабься, попытайся достать из хранилища что-нибудь другое...
Нью-йоркская "Таймс", третье октября 1973 года, среда. Так, вот первая страница, очень отчетливо видимая: бейсбольный репортаж в нижнем правом углу, шапка о воздушной катастрофе - крупный черный шрифт, даже кредитная стоимость видна. Отлично. Теперь попробуем...
Сент-луисская "Пост-Диспетч", 19 апреля 1987 года, воскресенье. Монтини вздрогнул. Он видел верхние четыре дюйма страницы и ничего больше. Стерто начисто.
Он пробежался по страницам газет, хранящихся в его памяти. Некоторые из них оказались на месте. Некоторые - нет. Некоторые, как "Пост-Диспетч" - с пробелами.
Его щеки запылали. Кто это решил вдруг позабавиться с его памятью?
Он снова попытался вспомнить Шекспира. Неудача.
Чикагский справочник за 1997 год. На месте.
Учебник географии за третий курс. Вот он - большой красный том с грязными пятнами на страницах.
Ксерокопия бюллетеня за ту пятницу. Отсутствует.
Он рухнул на диван, купленный в Стамбуле, как он помнил, 19 мая 1985 года за 4200 турецких фунтов.
- Надя! - закричал он. - Надя! - Голос его напоминал карканье. Она выглянула из ванной. Льдистый узор вокруг ее глаз был уложен едва ли наполовину, и лицо от этого казалось каким-то перекошенным.
- Как я выгляжу? - торопливо спросил он. - Мой рот... с ним все в порядке? А с глазами?
- Ты красный, как рак.
- Не то!
- Я не знаю, - пожала она плечами. - Ты какой-то взволнованный, но...
- Я лишился половины мира, - сказал Монтини. - У меня, наверное, удар. На лице что-нибудь заметно? Это первый симптом. Зови доктора, Надя! Удар, удар! Это конец Монтини!
***
Пауль Мюллер, проснувшийся в ту среду в полночь и чувствовавший себя странно посвежевшим, никак не мог собрать разбегающиеся мысли. Почему он полностью одет и почему он спал? Видимо, задремал и не заметил, как уснул? Он попытался вспомнить, что он делал днем и не вспомнил. Он испытывал легкое недоумение, но отнюдь не подавленность. Руки чесались по работе. Ему чудились пять скульптур и, казалось, просили, чтобы их начали делать.
Пожалуй, прямо сейчас и нужно начать, подумал он. И поработать до утра. Вот эта маленькая щебечущая вещичка серебристого цвета - с нее и начну. Слеплю остов, а может, и электронику немножко успею...
- Кэрол! - позвал он. - Кэрол, где ты?
В странно пустой комнате загрохотало эхо.
Только теперь Мюллер заметил, как мало вокруг мебели. Кровать... кушетка, а не их двуспальная кровать, стол, шкафчик-термос для продуктов, несколько тарелок. Ни следа ковров. А где скульптуры? Его собственная коллекция лучших работ? Он заглянул в студию и обнаружил голые стены. Все инструменты таинственным образом исчезли, осталось только несколько разбросанных по полу эскизов. А где жена? Кэрол! _Кэрол!_
Ничего не понять. Похоже, пока он дремал, кто-то очистил весь его дом, стащив всю мебель, все скульптуры и даже ковер. Мюллеру приходилось слышать о таких ребятах. Они заявлялись с фургоном и вели себя нагло, разыгрывая киношников. Видимо, они накачали его каким-то наркотиком, чтобы он не мешал. Невыносима была мысль, что он лишился скульптур. Остальное было несущественно, но эта заветная дюжина была ему по-настоящему дорога. Он счел за лучшее вызвать полицию и бросился к аппарату коммуникационной сети, но его не было. И _его_ сперли?
Он зашагал от стены к стене, не в силах найти ответа ни на один вопрос, и тут его взгляд упал на собственную памятную табличку. Позвонить Фредди Монсону и одолжить три куска. Взять билет до Каракаса. Купить инструменты.
До Каракаса? Отдохнуть, что ли? И почему купить инструменты? Видимо, они исчезли до того, как он заснул. Почему? И где его жена? Что вообще происходят? Он подумал, что стоит позвонить Фредди Монсону прямо сейчас, не дожидаясь утра. Фредди может что-нибудь знать. К двенадцати Фредди всегда дома. С ним, наборное, опять одна из этих чертовых кукол, а он не любит, когда его отвлекают. Ну и плевать.
Что толку в друзьях, если их нельзя беспокоить всякий раз, когда тебе плохо?
Он выскочил из комнаты, припоминая, где находится ближайший автомат, и чуть не налетел в холле на гладкого робота-сборщика.
"Эти жестянки не знают жалости, - подумал Мюллер. - Всегда они досаждают человеку". - Этот, видимо, шел к увязшему по уши в долгах семейству Никольсенов, чья квартира располагалась дальше по холлу.
Робот произнес:
- Мистер Пауль Мюллер? Я полноправный представитель "Интернейшил Фабрикейшн Картель Амальгамейтед". Я здесь для того, чтобы напомнить, что на вашем счету значится неоплаченная сумма в размере 9150 долларов 55 центов и что раз вы не ответили на три наших предыдущих извещения, с девяти часов завтрашнего утра с нее будет браться пеня в размере пяти процентов за месяц. Далее, я должен сообщить...
- У тебя что, нейтрончик соскочил? - огрызнулся Мюллер. - Я не должен ИФК ни цента! У меня сегодня паршивое настроение, и не выводи меня из себя!
Робот терпеливо произнес:
- Показать вам копию договора? Пятого января 2003 года вы затребовали от нас следующие металлоизделия: три четырехметровые трубы из старинного иридия, шесть десятисантиметровых сфер из...
- Пятое января 2003 года будет через три месяца, - перебил его Мюллер, - и у меня нет времени выслушивать свихнувшегося робота. Мне необходимо срочно позвонить. Ты можешь соединить меня с линией связи вместо того, чтобы нести эту бредятину?
- Я не уполномочен разрешать вам пользоваться моими возможностями.
- Дело крайней важности, - отрубил Мюллер. - Человеческая жизнь в опасности, а я тут с тобой спорю!
Робот моментально включил сирену, оповещая всю округу об опасности, и выдвинул устройство связи. Мюллер назвал номер Фредди Монсона.
- Я могу обеспечить только звук, - сообщил робот, соединяясь с коммуникационной сетью. Прошла минута. Затем из решетки громкоговорителя на груди робота раздался знакомый глубокий бас Фредди Монсона: