К этому же дереву устало, словно всю ночь провел в трудах праведных, привалился спиной высокий русоволосый мужчина в куртке с серебряными шипами, тяжелых сапогах, отделанных шипами же по голенищу. В другое время Светлолика глянула бы мельком да мимо прошла. Мужчина явно не местный (такой дорогой одежды здесь никто не носил), значит, здороваться не обязательно. А что стоит здесь и глаза закрыл — так отдыхает человек. Чего ж ему мешать и в его мысли со своими надоедливыми вопросами влезать? Стоит себе, и пусть стоит. Стороной обойти — и все.
Ведьма так и поступила бы. Она уже сделала шаг, чтобы тихонько миновать поляну по самому ее краю и остаться незамеченной, но стоило Светлолике лишь раз взглянуть на усталый профиль, как она его узнала. Нет, раньше она этого мужчину никогда не видела, по крайней мере наяву. Они никогда не встречались, и тем не менее чувство узнавания пронзило как молния, до какого-то болезненного озарения, до крови на губах. Она знала, что, если мужчина откроет глаза, они окажутся светло-карими, и что когда он не собирает волосы в хвост, то стягивает их налобной повязкой из кожи с нашитыми на нее амулетами.
С того знаменательного момента, когда Светлолика познакомилась с волчьим тотемом, ей стала часто сниться ее мама, рыжая Льесса, которая вернулась в свою родную деревню, где проживал их клан меняющих облик. И сейчас перед ее внутренним взором встал один из снов.
Мать Медведица (шаманка клана меняющих облик), у которых больше всех обликов в клане, и потому ее душа считается самой совершенной, часто рассказывала молодняку страшилки о том, как опасны для народов, обладающих особенной магией, ведьмаки. Меняющие облик были одним из таких народов, потому предпочитали селиться в самых дальних уголках Рансильвании в надежде, что о них либо забудут, либо поленятся забираться в подобную глушь. Рыжая Льесса, будучи еще маленькой девочкой с одним-единственным обликом, слушала рассказы шаманки, буквально раскрыв рот, и неизменно старалась залезть на колени к старой женщине. Но все рассказы, все страшилки не стали значить ровным счетом ничего, когда обретшая новый облик лисички Льесса возвращалась в село с тушкой убитой ею утки, и с неба упал сокол, прошептав потрясенной, перепуганной лисичке: «Беги!»
И она помчалась прочь от гари, страшных запахов пожара, потускневших мертвых глаз окровавленного сокола. Забежала так далеко, насколько смогла. Некоторое время Льесса пряталась, не рискуя высунуть из убежища даже кончик собственного носа, пока голод и жажда не поставили ее перед отчаянным выбором: умри либо выходи на свой страх и риск. Ослабевшая, на трясущихся лапах она выползла на свет божий и отправилась на поиски воды и еды…
И все-таки, несмотря на ужас, который охватывал ее каждый раз при воспоминании о том, как с неба упал сокол, Льесса не могла не думать об оставленном селении. Вся ее душа, теплящаяся в лисьем теле, рвалась туда, чтобы хоть одним глазком посмотреть, что же там все-таки произошло. Может, еще и выжил кто-то, может, давно вернулись односельчане на остывшее пепелище и матушка плачет, представляя ее безвременно покинувшей этот мир.
Она решилась. Осторожно, заросшими тропами, где не всякая мышь сумеет пробраться, прокралась до окраины родного села и остановилась. Замерла, как статуя маленькому зверенышу, почуяв, какой жутью повеяло со стороны когда-то уютного жилья. Только теперь Льесса заметила, что ни одна птица не пролетела рядом, ни одним животным не пахнет в округе, тянет смертью, страшной магией и гарью. Даже падальщик не соблазнился поживой, не копался в руинах в поисках останков. И тут какой-то посторонний звук привлек внимание растерянной лисички. Она резко обернулась и судорожно втянула тошнотворный воздух открытой пастью. Ведьмак.
Это был именно он. Сомнений не было. Высокий, в кожаной куртке с серебряными шипами, которые служили не только украшением, но и, судя по окружавшей их ауре магии, защитой. Сапоги тяжелые, тоже отделанные по голенищу шипами. В таких далеко идти сложно, зато удар ноги в подобной обуви способен сломать челюсть если не медведю, то волку точно. Русые волосы мужчины спускались ниже плеч и были стянуты кожаным шнурком с нашитыми магическими амулетами. Светло-карие глаза смотрели спокойно, даже с некоторой долей усталости, будто их обладателю было, в сущности, все равно, что сделать с застигнутой на открытой местности маленькой меняющей облик. Он прекрасно знал — сбежать лисичка не сможет и не успеет. Мощный жеребец вороной масти методично звякал железом удил, словно всерьез думал, что конские зубы способны перегрызть внушительной толщины трензель. Такая зверюга в несколько прыжков догонит беглянку и даже не вспотеет, а всадник рубанет острой сталью меча прямо с седла, жестоко прерывая короткую жизнь Льессы.