Те двое встают друг от друга метрах в пятнадцати, противоположные полюса короткой оси «отец — сын», и отец принимается накидывать нетрудные верхние подачи. Мальчик размахивает битой, отбивая из шести-семи мячей один, да и те у него почти сразу падают на землю, но отец все равно бросается за каждым, как будто по-настоящему. Ему, конечно, удается немного подсластить пилюлю, но вообще он делает только хуже. Я-то пока не забыл, как паршиво себя при этом чувствуешь. Вот и парнишка совсем скис. Слабоват у него удар, даже для его возраста. Ему бы биту еще чуть-чуть полегче.
Но после трех дюжин подач и четырех-пяти слабеньких, отбитых вскользь мячей пареньку улыбается удача. Это понятно по звуку удара, как раз такому, как надо — «крак!». Прямо середкой биты. Он, по-моему, сам не поверил, что у него получилось. А я подумал — вот бы мне на его место, в его ось «отец — сын». Вот если бы это я сейчас отбил мяч.
Отец мальчика задирает голову, и не только он: все дети, все родители, замерев, следят за мячом, и даже руководитель группы рядом со мной провожает его глазами, а мяч летит над нашей площадкой и дальше, над соседней, перелетает ее всю и приземляется прямо в «доме». У парнишки руки как две макаронины, плеч, по сути, нет совсем, а удар получился метров под восемьдесят. Я видел это своими глазами и сейчас вижу снова, и все равно не верится.
Мой отец единственный не смотрел за мячом. Я заметил это не тогда, сейчас. Он так и стоит, не отрывая глаз от нашего злосчастного прототипа, в одной руке электронная лампа, другая поднята к голове. Судя по всему, он понимал, что шанс упущен безвозвратно. Руководитель группы оборачивается: пауза сыграла ему на руку, прервав томительное наблюдение за возней с аппаратом, он бормочет полуизвиняющимся тоном, что его ждут в офисе, наверное, как-нибудь в другой раз, в другой день. Он вежливо делает вид, что ничего особенного не произошло, — теперь я это вижу. Но и тогда я понял сразу: кому-кому, а мне, моей семье судьба уже не даст другого шанса. Мы миновали высшую точку своей параболы и теперь неслись, падали неизвестно куда.
Кризис разразился на следующий день. Несколько часов наедине с самим собой, чтобы окончательно осознать случившееся, осмыслить, лежа всю ночь без сна, вновь и вновь прокручивая ситуацию в голове, терзаясь извечным «что было бы, если». Это время понадобилось, чтобы боль разбила раковину отца, проникла в сердце, в душу, непоправимо повредила его внутренний компас и даже внешнюю, физическую оболочку. Утром он встал только в десять, невероятно для себя поздно, по субботам он обычно поднимался на четыре с половиной часа раньше. Мама еще прежде ушла в храм, и я все утро промучился, дожидаясь, пока отец выйдет из спальни, и гадая, как отразится на нем вчерашнее. Когда я увидел его, мне показалось, что за ночь он разом постарел на несколько лет. Он сразу направился в ванную, и долго оттуда не доносилось ни звука, потом включился душ и тоже очень надолго, потом снова длинная, томительная тишина. Был уже полдень, когда отец наконец появился в кухне. Он даже не взглянул на меня, не спросил, где мама. Мы просто сидели за столом и ели лапшу, оставленную для нас на плите. Отец свою сперва подогрел, но ел все равно с недовольным видом, словно она так и осталась холодной. Я спросил: может, он хочет супу, но отец не ответил. Поев, он поставил тарелку в раковину и двинулся в гараж. Я было подумал: «А вдруг?..» — и хотел уже бежать следом, но тут услышал звук поднимающейся створки ворот и громыхание выезжающей машины. Отца не было до ночи, вернулся он, когда я уже спал. На следующее утро он вышел на работу, и больше мы о случившемся не вспоминали.
(Модуль «δ»)
из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:
Ряд недоказанных гипотез, считающихся, тем не менее, верными