Он смеется.
Я ничего не понимаю. Что он несет?!
— О чем ты говоришь? — Я смотрю ему в глаза, пытаясь там разглядеть: шутит он так или говорит серьезно.
— О, а ты хорошо играешь свою роль, — продолжает он.
Какую, к черту, роль?! Может он пьян? Хотя выглядит вполне нормальным.
— Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь! — обиженно повышаю голос я, чтобы да него дошло.
Я, действительно, не понимаю. Но он почему-то мне не верит.
— О, очень натурально вышло, — снова смеется Ролдэн, и я думаю, что он все-таки пьян.
Тогда и нет смысла с ним разговаривать, но я все же не могу удержаться:
— Я теперь твоя жена, ты согласился с этим перед Небесами. Не понимаю почему ты так со мной обращаешься? Говоришь какие-то глупые вещи. И та женщина в твоей постели. Так не должно быть…
— А ты знаешь, как должно быть? — ухмыляется он и наклоняется ко мне поближе. — Откуда такие познания у нежного персика?
Все эти обращения «детка», «милашка», «персик» звучат от него вульгарно и неприятно, будто он решил подцепить незнакомую девушку на улице.
Он пристально смотрит мне в глаза, словно хочет там увидеть ложь и дает время признаться.
Но это полная ерунда! Мне не в чем признаваться! Мне хочется закричать ему в лицо что то, что он говорит и делает совсем неправильно! Чтобы он понял, как ранят и обижают меня его слова. Я ведь столько лет только его ждала!
Но он внезапно хватает меня за горло. Я давлюсь словами и судорожно вцепляюсь в его руку, пытаясь сделать вдох.
— Ты мне не хочешь ничего рассказать? Например, что по такому случаю тебе восстановили девственность ведьмы?
Он легко приподнимает меня и откидывает в угол кровати, как вещь.
Я неуклюже падаю набок, стараясь удержать рукой ночную рубашку, чтобы она не задралась. Вбитые насмерть в голову правила приличия, даже в такой ситуации дают о себе знать.
Я не ударяюсь о спинку кровати только потому, что там лежат подушки. Я сразу же вжимаюсь в них, как в спасательный круг, стараясь отползти от него подальше. Внутри теперь всё холодеет при одном взгляде на Дракона. Но мне надо ответить… оправдаться.
— Нет… — шепчу я срывающимся голосом, и пытаюсь, дрожащей рукой растереть горло. Как он вообще мог такое подумать?! Мне не нужен позор на все королевство.
— Это хорошо, — равнодушно кивает он, будто этот факт ему по большому счету безразличен.
Он поднимается и сбрасывает с плеч свою рубашку, обнажая мощный торс. Она покорно стекает по его коже белой шелковой волной на пол.
До меня доходит, зачем он это делает, и меня пронзает ужас. Я не хочу его и боюсь, но вряд ли Дракона это интересует. Ему нужна простыня с моей кровью, и он ее получит любой ценой.
И тут дверь неожиданно приоткрывается в нее просовывается голова девушки с длинными волнистыми рыжими волосами и вздернутым капризным носиком.
— Ну что ты так долго возишься с ней, милый? — недовольно спрашивает она. — Делов-то на пять минут. Скоро же твоя мать потребует принести доказательства её невинности.
Она смотрит на меня, так словно я собачонка, которую приютили из жалости. И продолжает, хихикнув в кулачок:
— Хотя я тебя понимаю: на неё без слез смотреть невозможно.
— Марика, уйди и не лезь в мои дела!
Ролдэн недовольно морщится.
— Ухожу, — беззаботно произносит девица и закрывает за собой дверь.
Это была она! Я её узнала. Та, что недавно лежала в постели с моим мужем. И она его назвала «милый»?! Как это понимать? Внутри меня снова поднимается негодование.
И как она смеет вот так заглядывать в мою спальню?!
Я набираюсь мужества и произношу довольно ровным тоном, чтобы не выдать свои чувства:
— Кто она? И я… не хочу, чтобы ты с ней спал.
Со стороны это, наверное, выглядит довольно жалко, потому что я все еще пытаюсь спрятаться от него в подушках.
— Как мило, — язвительно произносит Дракон. — Она не хочет… А тебя никто и не спрашивает. Может ты еще не поняла, но тебе вообще стоит открывать свой рот поменьше. И тогда, когда я разрешу.
Он подходит и больно хватает меня пальцами за подбородок, а потом притягивает к своему лицу:
— Это не твой дом. Это твоя тюрьма, — он произносит это почти шёпотом, но от его голоса мурашки бегут по коже.
Но я не готова сдаться. И этот человек еще какие-то часы назад был любовью всей моей жизни. Сейчас мне в это даже не верится.
— Я могу уйти. У меня есть свой дом! — шепчу я, сдерживая слезы, хотя и понимаю, что это во мне просто говорит отчаянье. Я этого не сделаю: не подведу отца.