На лечение меня решили определить в отделение №6. 6-е отделение - кожно-венерологическое отделение. Лечили там солдат и офицеров в основном от венерических заболеваний. Доктор - немолодой уже добрый подполковник с умными глазами понял всю тяжесть моей болезни и, не дав мне пока освоиться в 6-ом отделении, отправил меня в реанимацию. Там меня положили в отдельную одноместную палату с выкрашенными в голубой цвет стенами и со стоящим возле них каким-то оборудованием. Это оборудование не использовали, чтобы меня лечить, а сразу же воткнули в мою руку капельницу.
Через капельницы в мою руку стали вливать лекарства в огромных количествах. По очереди мне вливали в вену то правой то левой руки, а то и в обе руки одновременно. Однажды, ставя мне капельницу, медсестра промахнулась иглой мимо вены и лекарство пошло в мышцы руки. Левая рука вздулась, но лечащий врач реанимации пришедший посмотреть, что там за ЧП произошло с моей рукой, лишь сказал:
- Да ничего страшного. Это у него просто руки тренированные. Вон у него и другая рука тоже большая.
Я с удивлением стал сравнивать свои руки, и хоть они и были тренированными, но явно было видно, что левый бицепс стал больше. Врач успокоил меня и пообещал, что лекарство постепенно выйдет из руки, так что бояться нечего. Так оно и произошло, только рука немного посинела, когда сходила припухлость. Однако и синяк со временем прошел. Медсестры стали ставить мне капельницы и уколы внимательнее. Это было непросто, потому что исколотые и измученные вены попрятались. К тому же в месте уколов вены стали очень жесткими. Как бы там ни было, я постоянно лежал под капельницей. Положение мое действительно стало плачевным, и состояние ухудшалось буквально с каждым часом. У меня во рту раны стали настолько ужасными, что зубы практически скрылись под слоем мяса, кожи и ран. Есть твердую пищу я не мог, потому что во рту было просто месиво. Я уже не мог даже шевелить языком - он врос в эту болезненную массу из больной кожи и мяса. Говорить я тоже теперь не мог и лишь мычал. На завтрак, обед и ужин мне приносили жидкую кашу, соки и компоты. Мать привозила бульоны, но и это я ел через боль и без аппетита. Потом вообще уже не хотел кушать и я перестал. Лечащий врач пригрозил мне, что, если я не буду питаться добровольно, то меня будут кормить принудительно через трубочку, вставленную в рот. Пришлось, хоть что-то есть. Положение мое становилось все хуже и хуже. Вскоре раны во рту могли перекрыть дыхательные пути и тогда все - смерть. В один прекрасный момент я просто не смог бы дышать. Я уже почти не вставал с койки.
Однажды, когда капельниц в руках не было, я встал с койки и подошел к окну. Отделение, где я сейчас находился, было на втором этаже, и я сверху вниз посмотрел из окна на улицу. Там внизу кипела жизнь. Солдаты в больничных синих и коричневых пижамах занимались своими делами. Одни просто стояли и общались компаниями по два-три человека, другие шли куда-то по своим делам, третьи просто сидели и курили по беседкам. На газонах зеленела трава, по синему небу плыли белые облака, солнце светило очень ярко, освещая все вокруг и давая жизнь всему живому, но только не мне. Неужели это все, подумал я. Неужели на этом моя жизнь и закончится? Я ведь еще ничего не видел в своей такой короткой жизни! Я ведь еще даже ни разу не спал с девушкой! А ведь до этого момента мне казалось, что у меня все впереди, что я должен чего-то достигнуть, чего-то такого значимого. Но, похоже, что эта армия все-таки сломала меня!!! Как я ни боролся, как я не противился, но видно судьба у меня такая - остаться здесь - в этой проклятой армии!
Капельницы мне уже постоянно ставили в обе руки и капали их по 8,9 часов подряд. Потом делали небольшой перерыв и ставили капельницы вновь. Вскоре такое мощное лечение дало свои плоды - болезнь стала отступать. Как я узнал позже, мой врач - подполковник из шестого кожно-венерологического отделения уже думал, что я не выкарабкаюсь и умру. Но я так хотел жить, что все-таки выжил. Когда я первый раз вышел из своей палаты и сам пошел в туалет, а не в утку, как всегда, то, увидев свое отражение в зеркале умывальника, я себя не узнал. Из зеркала на меня смотрел чрезвычайно худой незнакомец с воспаленными губами, обработанными каким-то фиолетовым раствором. Глаза покраснели - сильно была поражена вся слизистая моего организма. Щеки ввалились, глаза ввалились, и вообще лицо выглядело крайне изможденным. Шея была настолько худая, что я даже стал трогать ее руками, чтобы убедиться, что это не обман зрения, а теперешняя реальность. Да, такой худой шеи у меня никогда еще не было! В общей сложности на тот момент я потерял больше десяти килограммов веса. И это при том, что я и так в обычном состоянии был без жира и худощавого телосложения. Вскоре, когда я немного поправился и уже мог говорить, меня перевели из реанимации в 6-е отделение для дальнейшего выздоровления. Теперь та палата реанимации понадобилась следующему солдату, попавшему в критическую ситуацию.