— Это когда много соленой воды. Очень много.
— Соленой? Фу. Как ее пить?
— Ее не пьют, — продолжил я информационный ликбез. — В ней плавают.
— Как это?
Приехали. Не знает, что значит плавать?
— Вы не плаваете? Но ведь купаетесь?
Зарина воспрянула:
— Еще бы! У нас везде озера и пруды. С гор даже речки спускаются, но их сразу по полям разводят.
— Ну и? — подтолкнул я к очевидному. — Что вы в них делаете?
Оказавшись в своей тарелке, Зарина радостно перечислила:
— Играем в догонялки, брызгаемся, прыгаем, ныряем, бегаем, толкаемся, бултыхаемся, булькаем, дрыгаемся, пихаемся, пры… это я уже говорила…
— А чтобы пересечь водоем? — перебил я.
— Пешком. — Она удивилась. — Как же еще?
Чувствуя, как сзади усмехается Тома, я проявил упорство:
— Вокруг?
— Зачем? — не поняла Зарина. — Поперек.
— А если глубоко?
— Так бывает? — запорхали реснички девочки. — Не видела. Тогда, должно быть, в обход.
— Минуту назад ты упоминала Большую воду, — не выдержал я.
Зарина кивнула:
— Большая вода — граница. Оттуда приходят пожиратели. Из нас туда никто не ходит, опасно.
— О, снова пожиратели. Кто это?
— Не знаю, — девочка выдала искренний печальный вздох. — Про них стараются не говорить. Судя по слову, что-то очень страшное.
Сзади закашлялась Тома. Я сам едва не подавился.
Придерживая коня, с нами поравнялась царисса Дарья.
— Развлекаемся, молодежь?
Интересно, какого ответа она ждала. Все притихли. Титул собеседницы давил хуже возраста.
— Зарина, погуляй.
Девочку как сдуло.
— Давно? — упало с уст цариссы.
— Что? — не поняли мы.
— Прибыли.
— Вчера.
— Почему к Варфоломее? Причалом ныне Евпраксия заведует.
— Так получилось.
Не выдавать же путаную сагу со многими неизвестными и незаконно спасенными.
— Разберемся, — задумчиво проговорила царисса. — По дому соскучились? Как там сейчас?
Что за запрет, который все норовят нарушить?
— Рискнете слушать ангелов?
— А-а, Алле хвала? — понятливо сощурилась и с загадочной полуулыбкой кивнула царисса. — Ладно, придет время, поговорим.
— Вы сказали «сейчас»? — вдруг дошло до меня.
— Я? — удивленно вздернула брови царисса. — И что?
— То есть, как было раньше…
— Уймись, ангелочек. Твое дело знаниями питаться, а не глупые вопросы задавать. Спрос за которые бьет больно и неожиданно.
Глава 3
Потом был привал на обед, снова овощи, и снова обалденно вкусно. Климат способствовал вегетарианству. Кашеварили бойники. Расположилась наша команда у дороги, иногда здороваясь с проезжающими отрядами легких всадников или желто-плащных царберов. Редкие одиночки неслись во весь опор, времени на церемонии у них не было. Тяжело проскрипело несколько тележных караванов. Жутко напылили группы пеших крепостных, перемещавшихся, как выяснилось, с поля на поле. Те и другие в сопровождении войников либо царберов, Военные салютовали нам… скорее, цариссе Дарье, оружием, мы в ответ вежливо кивали.
Один раз в сопровождении шикарной свиты проехала… нет, торжественно проследовала пожилая женщина на роскошно убранном коне. Ее приветствовали особенно рьяно.
— Царыня Мефодия, — шепнула прилипшая банным листом заложница, совсем не оставлявшая в одиночестве. — Лучший страж вотчины целого поколения. Живая легенда.
Зарина со взрослой ответственностью исполняла возложенную обязанность. Аж страшно становилось, до чего может дойти. В туалет-то отпустит?
«Царыня» только царапнуло слух и ничего не сообщило мозгу. Дама была почтенная, весьма в возрасте, но тоже в латах. На шлеме царыни корона как у цариссы. Или чуточку другая. Или из другого металла. Издали разницы не видно.
Царисса Дарья и вместе с ней автоматически все присутствовавшие почтительно поднялись.
— Приветствую, царыня, — выкрикнула царисса не сбавлявшему ход каравану.
— И тебе мое почтение, — донесся отклик.
Несмотря на возраст, голос был моложав и звонок.
— Какими судьбами?
— В сестырь, Дашенька. Дочка справляется, вмешательства не одобряет, а то, что у меня за них сердце кровью обливается, не понимает. Гоняет, как назойливую муху. Того и гляди, прибьет. Езжай, говорит, от греха подальше. Я и поехала.
— На совет?
Царыня фыркнула с не свойственным старости озорством:
— Достали эти заседания, скоро зад до желудка сотрется, в продолжение скамьи превращусь. Нет, на этот раз паломничаю.
Далекое лицо огорошило странным подобием ухмылки. В углах глаз цариссы тоже промелькнули шаловливые искорки, словно царыня в ночной клуб намылилась, оторваться по полной. Неужели в верхах настолько смеются над священными ритуалами, пусть и чуждыми моему миропониманию? Даже не скрывают. Вот тебе и Аллехвала.
— Сестырь… это вроде женского монастыря? — провернув гигантскую мозговую работу, шепнул я Зарине.
— Что? — Лицо царевны с недоуменно открывшимся ротиком застыло в полном непонимании.
— Ничего, — вздохнул я.
— У вас же храм под боком? — удивленно вопрошала царисса царыню.
— За новыми впечатлениями, Дашенька. Понимаешь, одни и те же рожи, одни и те же слова — какие чувства могут вызвать, кроме изжоги? А других у нас не водится. Сама понимаешь, в моем возрасте…
Караван ушел.
С обеда выехали в том же порядке, как остановились: царисса Дарья снова сопутствовала ангелам. Свита сначала чуточку уменьшилась: один из царевичей с двумя войниками ускакал вперед. И сразу более чем восстановилась: прибавилась нагнавшая войница с тройкой бойников. Местность красотами не баловала. Поля, снова поля и опять поля. Дорога разрезала их насквозь, ни разу не изогнувшись. Растянувшаяся колонна цариссы сонно перебирала копытами, всадники подремывали.
— Царыня — это кто? Чем отличается от цариссы по иерархии? — спросил я при первой возможности. — Выше, ниже? Или не по иерархии, а по возрасту? Молодая — царисса, старая — царыня? Или по местности? К примеру, у нас главный начальник — царь, у кого-то король, у племени вождь, у кого-то… да и у нас, впрочем, президент. Названия разные, функция одна. И, в конце концов, чей муж здесь называется царь?
— Слишком много слишком глупых вопросов, — с неожиданным неудовольствием отмахнулась ехавшая бок о бок царисса. — Придет время, узнаешь. Все узнаешь. А не придет…
С неприятным намеком она умолкла, оставив меня в размышлениях за жизнь — изменившуюся за сутки настолько, что прямо не знаю. Ничего не знаю. Ничего не понимаю. Но понять хочу.
Однообразие абсолютно похожих друг на друга пейзажей утомляло. Глаза хотели нового. А желания иногда имеют свойство сбываться.
— Что это? — рассмотрел я необычное.
Издалека небольшой лесок показался привычной лесополосой, защищающей урожаи от ветра. Но чем ближе «лесополоса» становилась, тем быстрее убежденность в этом рассеивалась.
Царисса, долгое время задумчиво нас разглядывавшая, ответила:
— Поселок.
И снова погрузилась в непонятные размышления.
Да, на деревьях жили люди. Сколотили хибарки, сделали шалаши, растянули гамаки. Перекидные лестницы соединяли жилье сложными, но верными дорогами.
— От волков? — догадался я, вглядываясь в невиданные конструкции.
— Крестьяне, — последовал весомый кивок..
В цариссином ответе вовсю сквозило отношение — снисходительность богини к людишкам, без чьих подношений, жертв и поклонения ей тоскливо и голодно. Позже мы увидели и самих крестьян, работавших в поле. Гордей был прав: они старались держаться минимум по трое, бессознательно кучковались, даже когда не требовалось. На поясах висели ножи. У некоторых — дубинки или топорики. Обитый металлом плуг вгрызался в почву, буксиром работала измученная кляча. Понятно, лучшие кони уходят знати и военным. Все как обычно.