Я почесал стриженный затылок:
– Прости за позу, которую придется принять, но…
– Слушай, это я должна стесняться, а не ты. Как лечь?
– Гм. Не лечь. Обними меня руками и ногами.
Глаза Марианны напряглись одновременно подозрительно, одобрительно и уважительно:
– Ты уверен? Я-то как бы не возражаю…
Не договорив, она запрыгнула на меня – как можно быстрее, чтобы не успел передумать. Моя шея оказалась в капкане рук, поясницу обвили ноги, по груди распластались громко стучащие мягкие колокола, сбивая дыхание обоим.
Я взял Марианну за талию:
– Теперь отпусти руки. Отпускай-отпускай. И опрокидывайся назад. Медленно. Ложись на воду. Раскинь руки. Дыши ровно. Не бойся, пусть лицо погрузится еще глубже, я держу. Запрокинь лицо.
– Я не смогу слышать! – Марианна напрягла живот, и ее тело поднялось над водой, повиснув на крепко стиснувших мою поясницу ногах и моих поддерживающих ладонях.
– Нужно не слышать, а выполнять! Расслабься и лежи, это все, что требуется. И не вставать без приказа!
– Но как я услышу приказ?!
– Почувствуешь! – С силой нажав, я плюхнул ее обратно.
Подействовало. Марианна мужественно отплевывалась, захлебывалась, тонула, взбивала руками пенные буруны, но задранного в небо подбородка больше не поднимала. На искрящемся упавшем небосводе передо мной белел живой Млечный путь, который оплел меня кольцами планет и связал общими орбитами. Он имел свою непреклонную волю – но подчинился моей. Зовуще-далекий – и такой терзающе-близкий. Недозволительно близкий. До ожогов на коже. Еще – чужой и странно родной одновременно (ага, мы же в ответе за тех, кого).
Притворявшееся прирученным создание мерно дышало, закрытые глаза периодически заливало, а макушку, половину лба, виски и уши полностью захватила враждебная стихия, с которой, пытаясь помириться, царевна продолжала бороться. Шея, ребра, бедра – их так же поглотила бриллиантовая рябь, а кораллово-белый остров живота то погружался, схлестываемый волнами, то снова всплывал, подставляя лучам блестящую нежность. Выемка пупка превращалась в маленькое озеро, звавшее на водопой (и ведь хотелось, блин его за ногу), а чуть выше над синей густотой выступали луковки куполов, словно храмы утонувшего Китежа маня в царство нимф, сирен и водяных. Или хотя бы в ладони – напоминая о бренности сущего и с мыслями о высшем взывая к низшему.
Нет уж, уважаемый Китеж, утонул так утонул.
Я чутко улавливал приливы и отливы взаимоотношений с водой, которые царевна выстраивала с моей помощью. Когда тонула – приподнимал, расслаблялась – плавно опускал. Смотрел на нее (а куда еще смотреть?) и думал: не роняли ли меня в детстве? Что я за человек, если со мной делают, что хотят, а я покорно ведусь, думая, что веду сам?
Легко соблюдать чужие правила, если приятно и выгодно. Легко быть человеком-говорящим-да. И в момент приятного процесса так трудно вспомнить, что у каждого правила есть автор, а у автора – цель.
– Хватит. – Я выдернул из воды только что сумевшую совсем расслабиться царевну и могучим отодвигающим движением от себя разорвал обруч из ног.
У падения с высоты, которую покоряешь всю жизнь, два минуса. Можно разбиться и невозможно забраться обратно. Вопрос: зачем падать?
Глава 5
– Что случилось? – всполошилась очаровательная поплавчиха, тут же спрятавшись в воду по горлышко. – Чужие?
– Нет, свои.
– Где?
– В голове. Потому что – мысли.
– Не поняла.
– Я пока тоже, но общее направление гениальнейшей идеи дня ухвачено, дальше будем импровизировать. Иди за мной.
– Обратно?! – изумилась Марианна, но беспрекословно пошлепала след в след за мной в направлении местных купальщиц, раздвигая завесу зарослей, словно ледокол вставшие на дороге торосы. – А хождение по воде? У меня только начало получаться!
– Потом продолжим.
– Хорошо. Учти, я запомнила: ты обещал.
Вот так они с нами, людьми слова. Точнее, с людьми слов, наполненных поступками. Был бы я обычным пустобрехом – никакой ответственности. Неси любую чушь, обещай хоть жениться – ни за что не отвечаешь. Жаль, что не все могут отличить слова-воду от слов-золота. Те и другие блестят на солнце, но вторые не испаряются под его лучами. Ого, как сказанулось. У меня в роду, случаем, эфиопов не было?
– Тихо!
По краю шумливого берега мы подкрались к деревьям и залегли, высокая трава укрыла нас с головой. Просветы в зелени давали смутный вид на веселившихся на мелководье девчонок. Голосов не разобрать, так как все говорили одновременно – впечатление создавалось именно такое. Одни плескались, не заходя в реку дальше, чем по колено, вторые «плавали» там, где по щиколотку. Третьи что-то бурно обсуждали, окунув в воду только ступни.