В батарею включили несколько других военнослужащих, которыми заменили оставляемых на месте старых, в число которых попали сам – теперь уже для нас бывший её командир старший лейтенант Чернявский, оба командира орудия в нашем взводе старшина Иванов и сержант Игумнов, а также … отличившийся недавно на стрельбах под Гороховцом первый номер второго боевого расчета Николай Сизов. Оставили и второй номер того же расчета – моего бывшего коллегу по МИС Аркашу Писарева, с которым мне очень и очень было жаль расставаться, так как я чувствовал, что больше его не увижу. (Действительно, он вскоре погиб, как я узнал после войны, попав на фронт в составе другой маршевой батареи, которой командовал упоминавшийся лейтенант Шкеть. Эту батарею вместе с пушкой разнесло бомбой, сброшенной точно немецким самолетом.) Я до сих пор не могу забыть этого молоденького и очень милого парня небольшого роста, говорившего тихим и иногда даже писклявым голосом, похожим на девический. Со мной предварительно очень тепло попрощался в казарме оставшийся в ней сержант Игумнов, попросив меня написать ему письмо сразу, как только прибуду на новое место.
Из прежнего начальства с нами отправлялись: комиссар батареи старший политрук Воробьев, командир моего – первого огневого – взвода лейтенант Кирпичёв, командир второго огневого взвода младший лейтенант Алексеенко, а также числившийся в его взводе вторым прицельным секретарь парткома сержант Агеев. Кроме того, на фронт ехали командир взвода управления и занимавшийся обеспечением батареи боеприпасами, продуктами питания, обмундированием старшина Ермаков со своими помощниками, три медика во главе с санитарным инструктором и медбратом Федоровым и несколько шоферов. В строю второго огневого взвода я заметил своего земляка и соплеменника – старшего сержанта Василия Алексеева – и… ефрейтора Метёлкина.
Старший лейтенант Чернявский, закончив краткую напутственную речь, неожиданно для нас отдал приказ подвергнуть всех будущих фронтовиков обыску и изъять «лишние и принадлежащие полку» вещи. Нас заставили положить на снег вещевые мешки и расстегнуть шинели. Мне пришлось снять надетый под гимнастерку шерстяной свитер, полученный под Новый год как «подарок воину» от гражданского населения, а также выложить из вещевого мешка другой подарок – пару черных шерстяных носков. Отобрали и пилотку, с которой я не расставался с трудового фронта. Но самым ужасным для меня оказалось то, что забрали мой дневник, мотивируя это тем, что он может попасть «в руки врага» и выдать «важные секреты». При этом всем присутствовавшим категорически запретили впредь вести дневники.
Я попытался возразить против конфискации свитера и носков, но стоявший рядом со мной Вася Трещатов толкнул меня в бок и тихо сказал: «Юр, не спорь, это бесполезно: они ведь хотят “загнать” эти вещи за деньги и пропить их». И я не стал дальше спорить с Чернявским.
Хорошо, что с меня не сняли надетые под тонкое военное полугалифе гражданские брюки, оставшиеся от студенческого костюма.
После обыска, построившись в колонну, мы двинулись к проходной завода мимо цеха и увидели у его дверей знакомые лица провожавших нас работниц, среди которых мелькнуло и лицо Маруси.
Так я покинул Горький, подумав, что никогда уже в него не вернусь. Но судьба распорядилась иначе.
Глава IX
Миновав село Решетиху, батарея пошла строем по узкой дороге в глубь леса. Километра через полтора мы оказались в небольшом военном городке, по существу представлявшем собой несколько больших и десяток маленьких, но относительно благоустроенных землянок-бункеров, предназначенных только для лиц командного состава (по-нынешнему – офицеров). На окраине городка в полуземлянке находилась небольшая кухня, к ней примыкали склады продуктов и различного инвентаря (лопат, пил, топоров и пр.). Возле землянок имелись приспособления для занятия спортом и стенды для военных занятий.
Рядовых бойцов и младших командиров поселили повзводно по 15–18 человек в больших землянках. Нары там были одноярусными, но из тонких бревен с неснятой корою. Постелей нам не полагалось, и спать приходилось на одном краю шинели, укрываясь другим её краем.