— Вот именно, препятствие, — докончил я. — А что, если они приняли тебя за препятствие, за что-то неопределенное? Может, они просто очень близоруки?
— Как же в таком случае они работают?
— Ну, такую работу, по-моему, можно делать, даже если…
— Давай проверим.
Поведение этих существ совершенно нас заинтриговало.
Мы шагали вдоль вереницы носильщиков, совсем близко от них; одна группа рабочих двигалась рядом с нами, другая навстречу.
Вот и здание.
— Машины! — воскликнули мы, очутившись на дороге.
Из темного помещения доносился равномерный шум и лязг. Около здания носильщики выливали жидкость в желоб, по которому она текла в цех. На стенах цеха торчали какие-то загнутые кверху трубки, из которых выходил газ, горевший тусклым, зеленоватым пламенем…
В этом жутком полумраке, в невыносимом смраде двигались десятки существ. Все это живо напомнило мне рабский труд, каким я представлял его себе в давно минувшие времена на Земле. То, что впоследствии принесло человеку облегчение и прогресс, сначала поработило его.
Мы вышли на свежий воздух. По обеим сторонам входа были укреплены полупрозрачные шары, похожие на фонари, но они не светились.
Мы двинулись вдоль здания, чувствуя себя чем-то вроде призраков: мы ходим, а нас не слышат и не видят.
Темнело. Контуры здания расплывались в густеющих сумерках. Мы дошли до конца цеха. Там тоже был широкий вход с двумя шарами по бокам. Доктор заинтересовался ими.
Из цеха то и дело выезжали какие-то грубо сколоченные тележки на валиках вместо колес. Каждую тележку толкали два тристанца. Они везли готовые изделия, а может, полуфабрикаты. Похоже, это завод пластмасс, только выпускаемые изделия отличались особой прочностью.
Доктор бесцеремонно протянул руку к одной тележке и, взяв изделие, подошел к нам. Рабочие не возражали.
Это был прозрачный и довольно эластичный цилиндрический сосуд литра на два с трубкой на дне.
— Ну, что? — спросил доктор.
— Где я мог его видеть? — вслух подумал я.
— Совершенно верно, — сказал доктор. — Точно такие штуки торчали в озере из камыша, там, где мы в первый раз заночевали.
— Верно, верно, стеклянные цветы…
— Думаю, что это были вовсе не цветы…
Здания давно превратились в темные силуэты, пламя печей над нашими головами бросало вниз мрачные отблески. Мы решили вернуться к дископлану. На сегодня разведка окончена.
— Опять придется в потемках искать место для ночевки, — с упреком сказал Марлен, как только мы подошли к аппарату.
— А ты собираешься сегодня лететь куда-то?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы будем ночевать здесь? — встревожился Марлен.
— Разумеется!
Мы поужинали в темноте, не спуская глаз с загадочного завода. Алые отблески его огней казались особенно яркими во мраке.
«Как в аду», — подумал я. Во времена моего детства у меня была точно такая картинка в книжке.
Работа на заводе не прекращалась. На тускло освещенном фоне медленно двигались темные фигуры. Рабы… Мне снова пришло в голову это сравнение.
— Такой каторжный труд вряд ли может быть привычкой, сказал я доктору. — По-моему, это просто рабы. Но в таком случае где-то рядом с ними должны быть и рабовладельцы. А их здесь не видно, никто не сторожит рабочих, не погоняет…
— И никто не лодырничает, — прервал меня доктор. — Знаешь, у меня возникла идея… бывают же такие нелепые ассоциации… есть что-то общее… эта апатия… Мне почему-то вспомнились наши монтажники там… на базе… Разумеется, чисто внешнее сходство, случайная аналогия, но, ты только подумай хорошенько, эта апатия… словно бы у них есть что-то общее…
— В таком случае предлагаю назвать их «равнодушниками», усердно жуя, предложил Марлен.
Мы промолчали.
— И ты хочешь сказать… — начал я.
— Пока я ничего не хочу сказать. Поэтому-то я сижу здесь и жду. Жду, когда же появятся хозяева.
Время летело незаметно. Нас окружала тьма, пронизанная алыми всполохами огня. Из входа в здание струился слабый свет. Томясь в ожидании, мы попытались установить радиосвязь с базой, но тщетно — наши попытки не увенчались успехом. Пока мы возились с рацией, сзади блеснула вспышка ало-синеватого света и тотчас погасла. Мы обернулись. На рабочей площадке было темно, отблески печей стали слабее, освещение в цеху погасло, воцарилась тишина и ночное спокойствие. Но когда наши глаза привыкли к темноте, мы заметили какое-то движение: вот на темном фоне промелькнули черные тени… Минута — и вновь ничего не видно. Тристанцы скрылись в загадочных зданиях.
Мы с опаской уставились в недвижную тьму. Около дископлана не видно было ни зги. Внезапно Хольст вскочил с места.
— Дайте свет!
В суматохе мы никак не могли вспомнить, куда делся фонарик, пока не оказалось, что он в руке у Марлена.
— Когда мне что-нибудь нужно, я не ору, — сказал тот в свою защиту. — В этом смысле тристанцы куда симпатичнее.
Сноп света рассек темноту, рассеиваясь и слабея вдали. Нам показалось, будто там, на площадке, что-то блеснуло и метнулось в сторону… А может быть, это игра нашего воображения? Луч фонарика пошарил во мраке — вновь что-то блеснуло, и вновь пустота и кромешная тьма.
— Включить прожектор!
Ослепительный свет пронизал пространство, мы зажмурились, выжидая, пока привыкнут глаза. Постепенно мы различили стены зданий… заводскую площадку… Но там никого не было!
— Что это… черт подери!
— Это были не те тристанцы, которых мы видели! — Марлен от волнения забыл придуманное им прозвище «равнодушники».
— Откуда ты знаешь?
В отблесках света я увидел сосредоточенное лицо Хольста и встревоженное — Марлена. Но вот напряженность исчезла.
— Там уже никого нет, — сказал Марлен, проводя рукой по лбу.
Я перевел дыхание. Хольст оглянулся. Мы почувствовали себя спокойнее.
— Ну, так что, доктор? Переночуем здесь и подождем, когда они снова выйдут на работу?
Доктор сосредоточенно смотрел в темноту. Он все еще не мог прийти в себя, его словно подменили.
— Далеко отсюда до реки? — вдруг спросил он.
— Два шага.
— Тогда лучше перебраться подальше… Так будет спокойнее.
Мы переглянулись.
— Да что ты, доктор, ну не все ли равно?
— Садись за штурвал и не спорь, — резко приказал мне доктор.
Через несколько минут дископлан поднялся вверх.
Утром мы опустились прямо на берег реки. Доктор торопливо зашагал к воде.
— Соленая, — кратко объявил он, словно и не ждал ничего иного.
— Соленая вода в озере, соленая вода в реке… — вслух размышлял Хольст.
— В канале, — поправил я.
— Что-о?
— В канале. Погляди.
Я был рад, что мне удалось открыть то, чего не заметили мои товарищи: берега поросли какими-то сероватыми метелочками, а под водой дно было выложено каменными плитами.
Доктор пристально посмотрел на нас.
— Разгадка тайны здесь, — он кивнул в сторону канала.
Мы молча вернулись к дископлану.
— Сколько дней ты не высовывал носа из кабины? — спросил я Марлена.
— Я же черчу для вас карту, — сердито возразил он. Он и в самом деле набрасывал план города, который мы обнаружили в нескольких километрах отсюда. Судя по всему, это был уже не исторический памятник, а вполне современный город. Но без жителей.
Продолговатые, похожие на туннели здания обветшали. Необычной формы окна напоминали глаза слепца, обращенные к небу. Заглядывая внутрь, мы видели остатки домашней утвари, но не рискнули рассмотреть их повнимательнее — дома вот-вот могли обрушиться.
Еще одна загадка… Но доктор тогда не дал нам поразмыслить, он торопил Хольста к реке. А теперь, попробовав воду, казалось, успокоился, но стал еще неразговорчивее.
— Итак, что будем делать дальше?
— В нашем распоряжении только день, — решительно сказал Хольст. — Вечером вылетаем обратно на базу. Во-первых, я дал обещание начальнику экспедиции, во-вторых, у нас на исходе горючее.