На радостях я бегом кинулся к троллейбусу и вскоре уже был на нашем дворе.
Я вертел головой по сторонам, но Гриши нигде не видел. Я обошёл весь двор вдоль и поперёк, но Гриша словно сквозь землю провалился. Нигде не повстречал я ни одной собачки. Хоть у них вряд ли можно было узнать, куда запропастился Гриша.
Я сел на скамейку, на которой тихо дремали две старушки, и задумался.
А почему у меня нет друзей? Наверное, потому, что у меня нет свободного времени. Ведь дружить – это вместе бегать, прыгать, играть, кувыркаться, разговаривать, фантазировать… На всё на это у меня не хватает времени. Вот почему у меня нет друзей.
Может, один Гриша? Когда-то давным-давно, в далёком детстве, мы с Гришей были друзьями. То есть носились по двору допоздна, пока родители не загоняли нас домой. Золотое было время!
Я поднял голову, отяжелевшую от дум, и увидел Гришу. Мой приятель плёлся домой. Перед ним бежали две собачонки – дворняжка Уголёк и лохматая Кнопка.
– Привет! – обрадованно кинулся я навстречу другу.
– Привет! – хмуро ответил Гриша. – Ты чего тут?
– Да вот – два часа свободного времени…
– Опоздал ты, – Гриша с досады махнул рукой. – И я опоздал.
Всюду лежал снег, а склон оголился. С утра потеплело, и на накатанных ледяных дорожках появились рыжие пятна земли. Какое уж тут катанье! Я разделял огорченье друга.
– А почему ты опоздал? – спросил я Гришу.
Почему я опоздал, было ясно. Но почему опоздал Гриша, это было не ясно.
– Учительница виновата. – Гриша поморщился, словно от зубной боли. – Взяла мою тетрадку по письму: «Почему столько клякс?» А я говорю: «Нина Ивановна, вы что, не знаете, в каком я доме живу? – „Знаю, в высотном, – отвечает учительница. – Но какое это имеет отношение к кляксам в тетради?“ Я пожимаю плечами – до чего же непонятливый народ эти учителя, но всё-таки объясняю: „А вот какое отношение. Ветер раскачивает дом, и особенно двадцатый этаж, где я живу. Раскачивается стол, стул. Тетрадка тоже раскачивается. Я сам удивляюсь, как в таких ненормальных условиях вообще уроки делаю, а вы про какие-то кляксы говорите“.
Гриша рассказывал очень серьезно, и я не решался рассмеяться.
– Ну и что сказала учительница? – спросил я.
– Что она может сказать? – Гриша вздохнул. – Сказала: «Останешься сегодня после уроков в школе и на первом этаже сделаешь домашние задания. Надеюсь, что на первом этаже тебя не будет раскачивать».
Гриша снова замолк. Не очень ему хотелось рассказывать эту историю.
– А кляксы всё равно были. Я так старался. Ручка, наверное, плохая? Как ты считаешь? – с надеждой спросил у меня Гриша.
– Наверное, – кивнул я.
Во время нашего разговора собачки носились друг за дружкой. То Уголёк догонял Кнопку, то Кнопка мчалась за Угольком.
– А где остальные? – спросил я.
– Пристроил, – обрадовался Гриша. – Нашёл им дом, семью…
– А эти?
– У меня останутся. Хотя родители и против. Я устроил собакам жильё в подвале. Там тепло, хорошо. А еду я ношу.
Почувствовав, что о них идёт речь, собаки замерли на месте, чинно постояли, как полагается благовоспитанным собачкам, глядя преданно в очи своему хозяину, а потом снова понеслись по кругу.
Гриша глядел на собачек и ласково улыбался. Так улыбается взрослый, глядя на проказы ребёнка.
– Слушай, – вдруг повернулся он ко мне. – А тебе не надоело быть вундеркиндом?
– Надоело, – неожиданно признался я.
– Ну так бросай это дело.
– А как?
– Поговори с родителями по душам. – У Гриши всё было просто. – Мол, так и так, родители дорогие, нет мне житья, таю на глазах, чахну, хватит человека мучить… Родители поймут. Они же тебя любят. Ты у них единственный сын… Любят тебя родители?
Я задумался. Раз столько учителей ко мне приставили, развивают меня, раз добра мне желают, значит, любят. Ну, конечно, любят.
– Любят, – сказал я вслух и вздохнул.
Гриша заметил, что я вздохнул.
– Родители, вообще, странные люди, – сказал он. – Сами не знают, чего хотят. Если бы в один ужасный день мы стали такими, какими они нас хотят видеть, то сами бы испугались, чего натворили…
У меня истекло свободное время, и я вынужден был распрощаться с Гришей и его собачками.
Я понимал, что всё дело в бабушке, что это она всё за-теяла. И она одна может всё рас-теять, то есть расстроить.
Но я только представил, как начну говорить с бабушкой по душам о том, что, может, мне поменьше заниматься, отказаться хотя бы от одного учителя, и мне сразу стало худо. Бабушка тут же скажет, что у всех внуки чем-нибудь интересуются, увлекаются, а я лентяй и лоботряс и хотел бы всю жизнь прожить лодырем.
Нет, с бабушкой лучше не начинать разговор по душам. А с дедушкой? Вот с кем можно поговорить по душам. Но что он может сделать? Ещё раз хлопнуть дверью?..
Нет, Гриша прав. Надо начинать с родителей.
Легко сказать – поговори с родителями по душам. Тут вообще некогда поговорить, не то что по душам.
Утром я едва успеваю сказать папе и маме «доброе утро» и лечу сломя голову в школу. А вечером, когда я возвращаюсь домой, родители уже спят. Не станешь же их будить, чтобы поговорить по душам. Человек, разбуженный раньше времени, страшнее тигра.
И вдруг мне повезло. Когда я через три дня после разговора с Гришей вернулся домой, папа ещё не спал. И телевизор был выключен. Что-то стряслось, наверное.
Оказалось, что любимая папина команда проиграла с разгромным счётом. У папы было ужасное настроение. Лезть к нему с разговором по душам было, по меньшей мере, опрометчиво. Но я так обрадовался, что вижу папу, и поэтому ни о чём другом не думал.
– Папа, – начал я издалека, – ты почему не спишь?
– Заснёшь тут, – от огорчения папа чуть не плакал. – Наши снова продули…
Папа нервно ходил по комнате. Я пристроился, чтобы шагать с ним в ногу.
– Папа, мне необходимо с тобой поговорить…
– Ты понимаешь, у нас нет совершенно защиты…
– Папа, если бы ты убедил бабушку…
– А вратарь? Сказать, что он – дырка, значит, ничего не сказать, он – пустое место…
– Может, мне отказаться от занятий английским?..
– …если вместо него поставить трёхлетнего пацана, и то больше пользы будет…
– …или от математики…
– …а нападающие? Мазила на мазиле…
– …мне просто тяжело…
– …тяжело – не то слово, они двигаются по площадке, словно их неделю не кормили…
– …или от музыки… ну какой из меня музыкант?
– …ты прав – какой из него тренер, одно название, что тренер…
Мы остановились одновременно. Несколько секунд ошалело глядели друг на друга.
– Да о чём говорить, – скривился папа. – Всем ясно, что тут дело безнадёжное…
– Ты прав, дело безнадёжное, – прошептал я.
– Естественно, тут другого мнения быть не может, – папа зевнул. – Ложись поскорей, поздно уже.
Вот такой разговор по душам произошёл у меня с папой.
Я пишу папе, а папа пишет мне
Что же делать? Как поговорить по душам с родителями? И вдруг меня осенило – я напишу папе. Письмо он прочтёт и тогда уж обязательно поговорит со мной по душам.
Я сел за стол и вот что написал:
«Дорогой папа!
Мне необходимо с тобой серьёзно поговорить. Дело очень важное, не терпит отлагательств.
В последнее время я пришёл к убеждению, что мой режим дня нуждается в серьёзном изменении. В моём возрасте надо, как минимум, гулять четыре часа (см. журнал «Здоровье»). Мой неокрепший организм может не выдержать такой непосильной нагрузки, и последствия могут быть самыми плачевными. Пока не поздно, надо предпринять решительные меры.