Письмо я вручил папе утром, когда он, позёвывая, вышел из спальни.
– Что это? – испуганно спросил папа.
– Прочти, пожалуйста, – попросил я и помчался к троллейбусу.
Я надеялся, что вечером папа будет меня ждать. Но я ошибся. Когда я пришёл, папа уже спал.
На телефонном столике белел лист бумаги. Письмо! Мне! Я торопливо развернул листок и прочитал:
«Отец!
Что у тебя стряслось? Отчего такая паника? Всё будет хорошо. Ты ещё молодой, у тебя вся жизнь впереди.
В другой раз пиши разборчивее. У тебя ужасный почерк, и я половины не понял.
Не раздеваясь, я так и сел на стул. Никак не получается поговорить с папой по душам.
Что ж, ничего не поделаешь – придётся ещё раз написать папе и всё объяснить. Моё первое письмо он наполовину прочёл. Наверное, прочтёт и второе. Только надо писать поразборчивее. Неужели у меня ужасный почерк? Никогда бы не поверил, но раз папа говорит, наверное, так оно и есть… И если он просит писать поразборчивее, постараюсь выводить каждую буковку. Мне ничего другого не остаётся, раз я хочу, чтобы папа меня понял.
Не откладывая дела в долгий ящик, я сразу взялся за новое письмо. И вот что у меня получилось:
«Дорогой папа!
Очень жаль, что ты сильно устал и меня не дождался, и потому нам не удалось поговорить по душам.
В последнее время я много размышлял и пришёл к выводу, что мне следует отказаться от двух учителей.
Во-первых, от учителя математики. Всё время, когда я бываю у него, я занят только одним – листаю книги. Это очень интересные книги – про диковинных зверей и про разные страны. Но какое они имеют отношение к математике? Короче говоря, все занятия по математике – напрасная трата времени.
Придётся расстаться и с учительницей музыки. Хотя я и очень привязался к ней и к её семье. Валентина Михайловна живёт очень далеко, и поездки к ней отнимают много времени. И потом – и это главная причина – с моими данными нет никакого смысла заниматься музыкой.
В результате сокращения двух занятий у меня освободится много времени, которое я могу посвятить общему развитию.
Утром я протянул папе незапечатанный конверт, в который было вложено моё письмо.
Папа прервал свой зевок и недоуменно поглядел на конверт.
– Это кому?
– Тебе, – ответил я, торопливо застёгивая пальто.
– От кого? – папино изумление не поддавалось описанию.
– От меня, – я нахлобучил шапку и закрыл за собой дверь.
К сожалению, я не успел увидеть, как отнёсся папа к моему письму. Но у меня не было ни капли времени. Задержись я хоть на минутку, чтобы поглазеть, какое впечатление произвело на папу моё послание, я бы наверняка опоздал в школу.
Только вечером я узнал, какие чувства всколыхнуло в папе моё письмо.
Когда вечером я приехал домой, родители, конечно, спали. На столике у телефона я нашёл сложенный вдвое лист бумаги.
У меня сразу пересохло в горле. Дрожащей рукой я взял письмо и прочёл:
«Дорогой сын!
Ты с ума сошёл. Тебе созданы условия, о которых только можно мечтать, а ты фыркаешь. Мы с мамой, бабушкой и дедушкой не жалеем сил, делаем всё, чтобы ты вырос разносторонне – и умственно, и физически – развитым.
Выкинь немедленно из головы эти глупые мысли.
Нет и ещё раз нет! Всё остаётся по-прежнему.
Д-да! Хорошо хоть, что папа понял, о чём я написал. Значит, всё остаётся по-прежнему.
Ну нет! Сам не знаю откуда, но у меня появилось упрямство. Я снова сел за стол и на обороте папиного письма сочинил своё.
«Дорогой папа!
Я чрезвычайно благодарен тебе и маме и бесконечно ценю ту заботу, которую вы проявляете, чтобы я вырос разносторонне развитым – и умственно, и физически.
Но, дорогой папа, у меня совсем нет детства. Я всего один раз в жизни катался на портфеле с ледяной горки. У меня никогда не было своей собаки. Я никогда ни с кем не дрался, никому не расквасил нос. Я ни с кем не подружился.
У меня нет ни на что времени.
С утра до вечера я развиваюсь, накапливаю знания, чтобы когда-нибудь удивить мир.
Папа, вспомни своё детство, и ты поймёшь меня.
Письмо я положил на тот же столик у телефона. Вечером на том же месте меня ждал ответ от папы.
«Дорогой сын!
Да если бы у меня в детстве была хотя бы капля тех возможностей, что есть у тебя, знаешь, кем бы я был? Я бы развернулся, я бы показал, на что способен. Во всяком случае, не был бы тем обыкновенным инженером, каким сейчас являюсь.
А всё потому, что у меня в детстве ровным счётом ничего не было – ноль: ноль. Никто ничему меня не учил, никто не развивал моих способностей. Родители считали – здоров, и слава богу.
Телевидения тогда не было, книжек не хватало.
Мало было стадионов, катков, бассейнов. Про хоккей с шайбой никто из нас, мальчишек, и не слыхал. В него взрослые ещё учились играть. О фигурном катании тоже никто не знал.
А теперь? К твоим услугам лучшие тренеры и лучшие учителя, да ещё телевизор горит с утра до вечера, а в библиотеках полки ломятся от замечательных книг.
А ты от всего нос воротишь. Зажрался ты, брат. Вот так. Поэтому мой совет тебе – учись и тренируйся с полной отдачей сил. Помни – упустишь время, потом в моём возрасте крепко пожалеешь, да поздно будет.
На этом папино письмо оканчивалось, и тут же начиналось мамино.
«Дорогой сыночек!
Мне совершенно ясно, откуда ветер дует и откуда у тебя такие глупые мысли. На тебя кто-то дурно влияет. И я догадываюсь кто.
Мне передали, что ты связался с Гришей, тебя видели несколько раз с ним в одной компании.
Гриша – двоечник и лентяй, ничему хорошему он тебя не научит. Поэтому я категорически запрещаю тебе видеться и тем более дружить с ним.
Вероятно, у тебя много свободного времени, если ты катаешься с ледяной горки с этим сорванцом. Поэтому мы решили, что тебе необходимо добавить ещё одно занятие. Какое, ты скоро узнаешь.
Осторожнее переходи улицу.
Вот так так! Не только не избавился от занятий, но и получу скоро ещё одно, добавочное.
Зря послушался Гришу. Я как чувствовал, что ничего хорошего из разговора с родителями не выйдет.
Надо сейчас же написать покаянное письмо, признаться, что я пошутил, разыграл родителей, не надо придавать серьёзного значения моим посланиям.
Но что-то меня остановило. Я решил подождать с ответом до утра.
Утро вечера мудренее, как сказал однажды некий вундеркинд.
Ключи к сердцу бабушки
Тот вундеркинд не ошибся. Утро и вправду оказалось мудренее вечера. Я решил, что каяться рано, надо бороться.
Папу с мамой мне убедить не удалось.
Оставались бабушка с дедушкой. Бабушка всю эту кашу заварила, пусть она её и расхлёбывает. Я понимал, что вот так просто, с бухты-барахты, бабушке ничего не скажешь. Если уж до папы ничего не дошло (а я так надеялся!), то до бабушки и подавно не дойдёт. К бабушке нужен подход. К ней надо найти ключик.
Однажды, когда я после обеда делал уроки, бабушка спросила:
– Как твои успехи? Что-то ты давно не хвалился…
Раньше, едва появившись у бабушки, я выкладывал ей обо всём, чему научили меня учителя, что я вчера узнал, увидел, услышал… Мне хотелось хоть с кем-нибудь поделиться тем, чем я живу. Моими слушателями были бабушка и дедушка.