Я оборачиваюсь, чтобы поглядеть на Юлю, но девочка уже спит. Свернувшись калачиком и прижав к груди куклу с золотыми волосами.
Каждый раз Юля хочет дождаться, когда мы с её мамой кончим урок, и каждый раз не выдерживает – засыпает. Ничего не поделаешь – детям пора спать.
– Я тебя провожу до остановки, – шёпотом говорит Валентина Михайловна.
– Не беспокойтесь, – отказываюсь я. – Я сам дойду, не маленький.
– Скоро переедем в свою квартиру, – словно не слыша меня, продолжает Валентина Михайловна. – Весной обещают сдать дом. Будет у нас три комнаты. На всех хватит. И Серёжа не будет так часто ездить в командировки.
Я знаю, что Валентина Михайловна с Юлиным папой, которого зовут Серёжей, уже два года строят кооперативную квартиру. Все они ждут не дождутся, когда переедут.
Снова меня ведут по тёмному коридору, но уже не Юля, а её мама.
– Как переедем, – произносит Валентина Михайловна уже на улице, – я откажусь от половины уроков, устала я ужасно.
Я молчу, хотя мне страшно хочется спросить, откажется ли она от меня.
– Хотя и не хочется, – говорит Валентина Михайловна. – Привязалась я к вам.
Мы выходим на улицу. К остановке подкатывает автобус. Мой. Я прощаюсь с Валентиной Михайловной до нового урока.
Когда я отворил дверь нашей квартиры, там стояла полнейшая тишина, не слышалось ни звука. Я осторожно, стараясь не шуметь, разделся и заглянул в большую комнату.
В кресле напротив телевизора, свесив голову на плечо, спал папа. Телевизор тоже спал. Наверное, телевизору снилось безоблачное детство.
Я пожелал телевизору спокойной ночи и щёлкнул выключателем.
Потом я заглянул в спальню. Мама спала с книгой в руках. Наверное, сон пришёл так неожиданно, что она не успела выключить настольную лампу. Я осторожно вытащил книгу из маминых рук и укрыл маму одеялом. Мама застонала во сне, повернулась на бок и почмокала губами, словно собиралась мне что-то сказать, но ничего не сказала, потому что не проснулась. Тогда я погасил свет и закрыл за собой дверь.
Я осторожно дотронулся до папиного плеча. Папа радостно открыл глаза:
– А-а, отец!
Как это ни удивительно, но папа зовёт меня «отец», словно не он мой отец, а, наоборот, я его родитель. И ещё папа называет меня «старик». Это уже совершенно не понятно. Я, конечно, не младенец, который ни говорить, ни ходить не умеет, но и вовсе не старик.
– Отец, я тебя поздравляю, – папа вскочил с кресла. – И меня можешь поздравить – наши выиграли. Выиграли, ты представляешь! Сегодня всё у них получалось как по заказу… Перевес в четыре шайбы – это тебе не фунт изюму, это признак класса… Нет, если так дело пойдёт, на следующий год мы в высшей лиге… Исполнятся наши золотые мечты…
Порыв папиного красноречия прервал зевок. Потянувшись всласть, папа пробормотал:
– Отец, ты знаешь что, я пойду спать. Чертовски устал сегодня. Поищи чего-нибудь пожевать в холодильнике. Да, как прошёл день?
– Как обычно, – ответил я.
– Ну и отлично, – снова зевнул папа. – Нет, отец, наши шансы растут…
Папа отправился спать, а я пошёл в кухню. Открыл холодильник, сделал бутерброд, согрел чаю.
Когда лёг в постель, долго ворочался. Весь длинный день я видел снова, как будто по телевизору. Удивительно многосерийный фильм получался.
Да, а самого главного я так и не узнал – что высматривал в бинокль Гриша. Ладно, завтра узнаю… Или послезавтра… А когда завтра или послезавтра? И завтра, и послезавтра будут такие же сумасшедшие дни, когда не будет ни секунды времени, чтобы остановиться и передохнуть.
Но почему сумасшедшие дни? Просто очень занятые, до краёв заполненные трудом, как у президента Академии наук…
Любопытно, а президент уже спит или сидит за письменным столом и его задумчивое лицо освещает настольная лампа? А может, бросил все дела и видит уже второй сон?
Нет, я думаю, что он ещё бодрствует и размышляет над сложнейшими проблемами науки. Всё-таки он президент Академии наук, а не третьеклассник, как я…
Академик спасает школьников
А всё началось тогда, когда на одной лестничной площадке с бабушкой поселился академик.
Надо вам сказать, что моя бабушка трепетала перед знаменитостями. Она знала их всех назубок. Ничего удивительного, скажете вы, знаменитость на то и знаменитость, чтобы её все знали. Это верно. Но попробуйте, не задумываясь, назовите хотя бы с десяток знаменитостей. Уверяю вас, перечислив с ходу пяток фамилий, вы надолго задумаетесь.
Стоило появиться кому-нибудь впервые на экране телевизора, как бабушка тут же наводила о нём справки. Бабушка считала, что раз человека показывают по телевизору, значит, он знаменитость. И она разузнавала об этом человеке всё – и что он сам о себе знал, и что, как бы ни старался, знать не мог.
И вскоре, как говорит папа, у бабушки было готово досье на очередную знаменитость. Досье – это такая папка, в которую собирают различные сведения о команде противника, о всех игроках. Так объяснил мне папа. Я, правда, никогда не видел у бабушки никаких папок, и вообще она спортом, кроме фигурного катания, не интересуется.
И вдруг такая удача. Знаменитость живёт буквально в двух шагах, рукой, как говорится, подать до его, знаменитости, звонка.
Надо было лишь придумать причину для визита.
Такой причиной оказался я. Я тогда учился во втором классе и после школы шёл не к себе домой, а к бабушке. Потому что у нас никого не было дома, а у бабушки была сама бабушка да ещё вдобавок дедушка. Я у бабушки обедал, делал уроки, читал, играл с дедушкой в шахматы, в общем, жил целый день, и лишь вечером дедушка отводил меня домой к маме и папе.
И вот бабушка решила навестить нового соседа, чтобы узнать у него, не мешает ли её внук, то есть я, академику размышлять над актуальными проблемами развития науки.
Дедушка был против визита.
– Как же, – хмыкнул дедушка, – ждёт он вас с распростёртыми объятиями.
Но бабушка, как всегда, не послушалась дедушку.
На двери нового соседа сверкала золотом табличка, на которой витиевато было написано: «Академик А.И.Залесский».
За дверью стрекотала машинка.
– Творит, – благоговейно прошептала бабушка и нажала на кнопку звонка.
Дверь отворил парень. Долговязый, худой, длинноволосый, в вытертых на коленях джинсах. В общем, обыкновенный парень. Но что-то не в порядке у него было с глазами. Вроде он глядел на нас с бабушкой и вроде видел нас, а в то же самое время видел что-то совсем другое. Может, то, что было в нас, а может, то, что было за нами. Я даже осторожно, чтобы не спугнуть парня, оглянулся – от чего он не может оторвать глаз? Но ровным счётом никого и ничего не было на лестничной площадке.
Не гася ослепительной улыбки, которую она, конечно же, приготовила для академика, бабушка проворковала:
– Здравствуйте, молодой человек, а папа дома?
– Папа? – парень захлопал ресницами. Наверное, он ждал любой вопрос, но только не этот. – Какой папа?
– Ваш папа, – бабушка всё ещё улыбалась, но я чувствовал, что она вот-вот выйдет из себя.
– Мой папа, – пробормотал парень. – Ах, мой папа… Батька уехал…
– Понимаю, – бабушка снова заворковала. – Научный симпозиум, международный конгресс…
– Вовсе нет, – махнул рукой парень и с завистью произнёс: – Батька уехал домой, в деревню…
Бабушкина улыбка в одно мгновение улетучилась.
– А это кто? – ткнула она пальцем в витиеватую табличку.
– Это я, – почему-то со вздохом произнёс парень.
– Вы? – пропела бабушка. – Вы такой молодой и уже академик?