Я сама.
Пришло время разобраться с собой.
Я перечитала свой текст. Только что.
И поняла – не убеждает.
Я получилась истеричной и капризной особой. Из тех, кто бесится с жиру.
А это, поверьте, не так. Я никогда не была ни истеричкой, ни плаксой. Я всегда была бойцом и борцом.
Я не хотела об этом писать. Потому что…
До сих пор – больно.
Но рассказ этот автобиографический. Значит, надо быть честной.
Я напишу об этом коротко, ладно?
Ох…
В тот год было еще одно испытание. Моральное и душевное.
Не получилось то, о чем мы с мужем сильно-сильно мечтали. И очень шаткий стул, на котором я, образно говоря, кое-как, но сидела, окончательно рухнул – подкосились ножки, и все.
Я полетела. Упала. Разбилась. И встать, подняться – уже не могу.
Кое-как «доковыляла» до лета.
И наконец – дача! Я так любила ее…
Пусть мой сад скромен и беден, но у меня на участке растут огромные елки, а прямо за забором зеленеет малахитовый лес. На заборе пристроились две бесстрашные сойки – переливчатые, перламутровые, коричнево-синие.
По веткам яблони пробежала пегая шустрая белка. Под крыльцом ворчит огромный, как футбольный мяч, напыщенный еж. Поют птицы, и расцветает сирень…
Я одна, и мне хорошо!
Я долго сижу в саду, иногда закрывая глаза, слушая звуки леса и поскуливание электропилы на соседнем участке.
Как я люблю природу! Я – человек леса и средней полосы. Но это не отменяет мою любовь к морю и восторг перед величием гор…
Мне стало спокойно. Впервые за долгое время.
Я поняла, что хочу жить!
И это открытие меня ошеломило. Я прислушивалась к себе – недоверчиво и пугливо.
Я боялась спугнуть эти мысли. Очень боялась.
Наверное, именно в этот день я взяла лист бумаги и ручку. Точно не помню. Да и какая разница?
Ведь это случилось.
И я начала оживать. Просыпаться. Жить.
Помню то утро, которое впервые было хорошим.
Это было огромное счастье – проснуться и не бояться прожить новый день!
Я вышла на веранду и села пить кофе. Солнце деликатно просвечивало сквозь темное кружево листвы. Разумеется, меня подбадривали и поддерживали, призывая разделить всеобщую радость, отчаянные птичьи пересвисты и переливы. Звуки природы – тактичные, ненавязчивые, успокаивающие. Целительные…
Потом я разложила листы А4 и – начала писать.
Мне было все равно, что из всего этого получится. Произойдет что-нибудь или нет. А уж про все остальное я просто не думала – да и помыслить не могла. Нахальства, наверное, не хватало.
Я не имела далеко идущих планов. Я не имела планов вообще! Я просто писала, изливая на бумагу свои мысли, печали и радости. Просто прописывала жизнь своих неожиданных героев. Говорила с ними, спорила, не соглашалась. Жалела их, презирала и снова жалела. Они были для меня такими явственными, такими живыми, такими знакомыми, словно я знала их сто лет – со всеми их слабостями, несуразностями, ошибками и неудачами. Я злилась на них, огорчалась вместе с ними, радовалась их прозрению и удачам. Я разговаривала с ними, словно они были живыми.
А они и были живыми! Честное слово!
Я проживала их жизни и забывала о своей.
Я переживала их падения, горести и неудачи, и мои собственные падения, горести и страдания чуть меркли и переставали казаться такими значительными, таким объемными.
Такими нерешаемыми.
Они меня спасали, мои придуманные герои. Они вытаскивали меня из моего сырого и глубокого колодца. Из темного подвала, куда я проваливалась все глубже и глубже. Справляясь со всеми проблемами, ну, или почти со всеми, они давали надежду, что справлюсь и я.
Или – почти справлюсь.
Такие дела…
Теперь я не могла дождаться ненавистного прежде утра, чтобы снова встретиться с ними и начать с ними же разбираться.
Муж позвонил по мобильному и не понял, в чем дело. Я говорила бодро, торопливо и… весело.
Он давно не слышал меня такой.
– Хорошо звучишь, – осторожно заметил он.
Он пока ничего не понял.
В пятницу ему полагалось приехать. Я слегка расстроилась – и это при том, что скучали мы друг по другу ужасно.
Накануне его приезда я приготовила ужин – торопясь, чуть небрежно. Не так, как всегда.
Я не вышла на дорогу его встречать – я торопливо что-то записывала.
Когда он подъехал, я, тяжело вздыхая, сложила свои листочки и нехотя поднялась ему навстречу.
Он разглядывал меня с интересом, все еще не понимая, в чем дело.
А я, грешная, думала про воскресный вечер, когда наконец останусь одна!
На следующие выходные я решилась прочесть ему свои неумелые опусы.
А он… заплакал.