- Службист-то ты службист, - начальник снова выпрямился в кресле и посмотрел на меня почему-то с сожалением, - а работу ты не работаешь. Потому что работа нашего брата — это что? Это не допустить смерти невиновных людей.
- То есть если эти его родственники щас помрут, еще и я буду виноват?! Да вы вообще...
- Кирилл, - вдруг сказал Чингачгук, показывая, что помнит мое имя, однако произнося его таким тоном, каким ругаются трехэтажным матом, - приготовься выслушать правдивую банальность. Итак, внимание, сюрпризик: ты не можешь отделить себя от мира. Каждое твое действие и слово, подчеркиваю — КАЖДОЕ — имеет последствия. У нас есть статья — доведение до самоубийства. Как ты думаешь, откуда бы ей взяться? Ведь тоже, наверное, родственники самоубийцы «просто», и как ты, говорили ему что попало, башкой своей не думая, а потом удивлялись, с чего бы это человек повесился.
- Я чего попало не леплю, но врать я не буду!
- Похвально, - начальник пожевал губами и докончил: - Но тупо. Я прямо даже не знаю, как с тобой и говорить-то. По-моему, у некоторых уголовников более глубокое личностное развитие, чем у тебя.
- Вы полегче, Колин Александрович, - предупредил я. - А то вот пойду и самоубийство совершу с расстройства, тогда вы узнаете!
Чингачгук хмыкнул, физиономия его, похожая на морду иссохшего восточного джинна, стала вроде чуть помягче. Я понадеялся, что он уже отлаялся и выпустит меня. Не тут-то было.
- Ну ладно, Елагин, - сказал начальник и аккуратно поправил воротник очередного вырвиглазного свитера: моя Анька такой цвет называла «морской волны». - Не буду больше травмировать твою тончайшую психику, попробую объяснить на пальцах. Только телефон свой положь подальше, он меня раздражает… Так вот. Вы, молодежь, вообще любите бравировать этой честностью, правдой-маткой, объектвностью и как ее еще там. Поверь мне на слово, сильно тебя прошу: никакой объективности не существует! Никакой правды не существует! В смысле, такой правды, которая была бы одинаково полезна и хороша для всех. Как говорил герой книги Ивана Ефремова: «Правда бывает разная. У любящего она одна, а у ненавидящего и подозрительного — другая». Даже если ты высказал какой-то факт, то все равно за кадром остались твои жесты, мимика, интонация, с которой ты все это вывалил — а также время и место разговора. Если ты думаешь, что это все не влияет, ты сильно ошибаешься. Да, человека можно отправить на тот свет, сообщив ему так сильно любимую тобой правду. Например, тогда, когда он на грани истерики, неделю не спал, на дворе три часа ночи, и у него нестабильное давление.
- Почему три часа ночи-то?! - только и спросил я.
- Потому что самое тяжелое время для организма. Что-то там такое с биоритмами связанное либо с особенностями земного давления и температуры, - объяснил начальник и, морщась, переместился в кресле. - Вот ты здоровый, как лось, - и слава богу, конечно, - а у меня, если я спать не буду, знаешь как к этим самым трем часам ночи нога может разболеться? Не знаешь — и тоже хорошо.
- Ну а вы-то тут при чем?
- Сколько лет родственникам пропавшего? - спросил он вместо ответа.
- Да хрен их знает… Ну, жене лет сорок пять, наверное. Сын вообще подросток, чего ему помирать. Мать вот, конечно, старая, ей, наверное, как вам где-то…
- А мне семьдесят восемь, - сообщил Чингачгук без интонации. - И я еще довольно бодр для своего возраста. Вон, с вами каждый день вожусь, а с вами и здоровый окочурится. А теперь давай я тебе расскажу еще одну историю…
Я внутренне взвыл, но снаружи только кивнул: пусть уж выболтается, хуже нет спорить со старичьем. Чингачгук величественно кивнул, повел мимо меня взглядом, упер его в окно и начал, все быстрее вертя в пальцах карандаш и иногда тыкая им в стол:
- Как-то, лет за двадцать до твоего рождения, Елагин, расследовали мы дело о пропаже. Пропал ребенок, девочка, из-за чего дело выглядело очень нехорошим и попало к нам. Мы тогда маньяка как раз искали одного по такому профилю. Ну и вот тоже: искали-искали, искали-искали, месяц почти прошел, а потом нашли…
- Что, живую, что ли?
- Нет. Убитую. И один правдолюбец типа тебя пошел об этом доложить семейству: там были еще две младшие сестры, родители и пожилая мать. Доложил он, как говорится, не стесняясь в выражениях — я там присутствовал. Надо сказать, тогда я весьма еще тупой был, поскольку не вмешался. Тоже думал: чего стряслось, то и стряслось, как ни украшай, вариант один… Оказалось, не совсем… Тогда тоже был глубокий вечер, мы все усталые, они — ясно, невменяемые. Приехали всем кагалом на машине — большой такой джипец, квадратный, сейчас таких не выпускают уже… - Чингачгук вдруг замолчал и застыл, уставившись в стенку позади меня. Я пару раз оглянулся, но ничего там не увидел. Опять посмотрел на начальника: завис он, что ли? Может, удастся смыться?.. Но только я шаркнул ногой, как он ожил и, повернув ко мне глаза, продолжил: