Зачем тебе всё то, что вывалено за край, но не отпускает окаёмку,
Зачем тебе изгнанник, собою высланный во мглу бездонную, да ещё и громкий?
*
25.07.2014
Казённый элеватор утилизирующий гавёные судьбы,
Там не нужен оратор, там един всем многоликий.
Истина глаголет безупречностью ироний, опередив все сути,
Лишь ей шептать и вскрикивать дозволением в пропасти воткнутым.
Ты так беспечно искала меня, а когда нашла, потеряла,
Сквозь пальцы сочится вода, но ещё вскипит и испарится.
Рук всегда не хватало,
Не удержишь свободу, если тебя рабство воспитывало,
Лишь мельком у заветных запретов чувство сброшенных оков обнажается,
Там я поник, там я потерян, там я воспарил, там я рождён,
Называй это хамством, но это нечто иное.
*
25.07.2014
Хренов эйдетизм мою голову изъел червями воображаемыми,
Месиво, творожковый замес пронизан застывшими пузырями,
Я ломтик тебе отломлю, возьми и вкуси эту сладость солоноватую,
Нет ничего подобающего, нет здесь и странностей.
Азмъ есмь что? Не надо лукавить,
Я не многим тебе пригожусь, лишь от радости к смертным порывам вяжусь,
И это в пределах пространственных 3х2,5.
Представь, что будет с изгибами, когда подле скитающихся нимф окажусь.
Музы ревнуют, вьются вокруг и ревут,
Вместо того, чтоб они вдохновением меня истерзали, приходится их успокаивать,
Словно дети капризами в бытие продетые опеку нашли,
Вот и пришли, вот и пришли покорять шероховатости рук несдержанных,
Где здесь Олимп, подскажите.
*
25.07.2014
Глядя на лица можно взращивать генеалогические деревья,
Наверно поэтому кот учёный ходит по цепи кругом,
Там где у лукоморья дуб зелёный и бородатый воевода дядька Черномор,
Главное чтоб не тупицами писан был всевышний мира всея закон.
Мне только б и искриться, но мотивы смертных скудны,
Всё сам нахожу, всё сам и ищу! Ну, вот кому это надо, как не глупцу?
Ведь скудным скудное сгодится за несметные богатства,
И оттого скудные ценятся в мире скудном во всём.
*
26.07.2014
Я дарю тебе луну и ночь, звёзд мерцающие блики, отдаю весь день и солнце, аромат ветров притихших,
Неосязаемой силой тяготеет бродячий дух моей груди,
Он от света млеет невиданной ему души и словно крот в слепую верит,
Что настигнет край, что полетит,
Но роет, роет и беспечно в тиши глубинной сник.
*
26.07.2014
Рисовал тебя небесными телами, на руках остались шрамы, все измалёваны холсты,
Безостановочною былью вселенский трепет я цежу, и где бы ни был, всюду оказывался первым,
Но в тот же миг без следа простывал и вновь являлся тут.
Так откуда и кому же знать, чему здесь прослывать, если всё представ заветным не перестаёт в забвении скитаться, а плетущаяся явь узлами не полнится, она испытывает грань, довлея всё в неё, и лишь тому дано пробиться, что за край прольётся светлым самородком вздымающим самим себя, избавившись от карнавала, что прячет лик невольною истомой.
Да вот азарт не скрыть глаз суетных, пропащих в отдаляющейся бездне и таких знакомых.
*
26.07.2014
Я видел рои плотоядной саранчи, видел серые небеса объятые облачным пламенем, где уже никто не кричит, где сама жизнь обезглавлена, и это лишь миг, который прослыл озаглавленным.
Всё заведомо предопределённое обречено без вести пропадать в чертогах зашторенных.
*
27.07.2014
Он рос, был неприметен, как все в округе дети, но до глубины спокоен, пронизан впечатлением, и в том незримом одиноком взоре исходящем вопрошал: «Откуда это всё?»
Быт, ремесло, тенета местных сплетен, всё вяжется веретеном, а в недрах потаённых взрастало нечто непомерное, несметное.
Шли годы, караваны, шла эпоха, шаг за шагом шёл и он.
Мерками мирскими немногим за двадцатый перевалило, но чувство зиждется внутри, что кто-то одинок и чего-то в миро этом нет.
В один прекрасный миг довелось вина испить ему, но не людского, – цветов солнцем обожжённых лоз. Небо в этот день ожило, плоть его налив, дыханием ветров извившись, соком райским пролилось.
Что же это было? Во мне ожило то, о чём старцы воспевали горбя спины под собственною ношей, покоряясь тому, чему неверностью клялись. Неведомостью льющей озаренный юноша восклицал: «Ну что же вы слепцы, он плотью вашей зреет, а вы всё метите да мимо бьёте!»
Но не было тех вокруг него, кто слышать его мог, а он зрел, и дозревая, в ремесле достиг высот, лишь вино небес вкушая, провожал годом за год.
Жизнь плоть его водила к тридцати оборотам вокруг солнца, а вокруг всё также никого, с кем бы видеть зрячий мог,
Да ни разу он себя не предостерёг о том и ринулся вдаль, путь не стесняя, вслух прорицая: «Весь мир это дом».