Фундамент в почве томлённый удержать его не в силах, и никто не смог,
Дай мне ещё сил, безликий, восходит твоей любовью взросший плод.
Чувствую шевеления тихие, накатывают приливами со всех сторон,
Голос был услышан, если раздаётся воля криками, в неведомость проникший вой,
Нет в душе боли, если жажда жизни из оков своих вырвалась полыхнувшими искрами,
Так солнце из себя выныривает, рассеивает пыл, нарушая покой пустоты безграничной.
*
В утреннем щебетании расцветает новый день, птицы в солнце окунаясь приветствуют рассвет, словно на прощание поют о прошлом, томлёными воспоминаниями пронзают ветер, рассекают бездыханные просторы дерзким трепетом, где умолкший пепел каменных веков застыл формой отпущения пламенного шелеста, вспорхнувшего из тяжести душевной, летящей небылью навстречу свободе.
Прорезается и впервые предстаёт никем невиданное и непревзойдённое.
Что же это? Новь или поток жизни? Здесь один исток! Он же устье, он же мысль.
*
Распахнулись весенние сады зеленью пышной, прячут тенями земные покровы, тюльпанов чаши алые наливаются золотом, сигнальщики о приходе суеты, распыляют эссенцию эфира живого, на полные лёгкие со вдохом кровь налившей, немного задержи, скоро зацветет и вишня. Сочится аромат весны, так буйствует пора электромагнитная, но таится чувство умиротворенного затишья.
*
Прохлада весеннего вечера ускользающим теплом лучей, последние проблески мерещатся, погружается разум в сон, талые вещи, тленное тело, растворяется в танце упоения издали звучащий голос, накрывают сверху тени, размывают облик со стороны виднеющийся, вот и облако надвигается медленно, больше нечего оставлять, сюжет последний, ничто не воротится вспять, вспомнил ворона с крыльями надломанными, он не торопится, но пристально глядит по сторонам, резкий испуг, плоть вся вздрогнула, словно укус змея бодрящий, пригрелся на тёплой грудине, убаюкался в амплитуде дыхания волн.
*
Изволнованное море, шелест звонкий волн, тусклый алый лик луны восходит, ветер завывает, стонет, утопает в одиноком взгляде ночь, прячет свои меры, мысль ускользает прочь, последняя и первая, ожидание таит манеры, тает в воздухе любовь, привела сюда за упоением, возносит к небу боль, лёгкость отпущения, терзает в недрах кровь, взбивает, вспенивает, гонит за края поток, гладь наливается светом, обнажается луна, жемчужина небесная, восхищает, озаряет покровы неведомые, пишет законы запредельные, вот они самые верные истины оковы, пронзительные прелести предстающей вольности.
*
Мы потеряны в чертогах тоски расставаний, раскиданы в ветвях вьющейся блудницы,
Испещрены в жажде покаяний, о стены разбиваясь воздвигнутой в себе темницы,
Луч струйкой тусклой пробивается сквозь залежи хранящейся наивности,
Так хочется ускользнуть по его нити, просочиться из недр извергнутым потоком выплеснувшись,
Прилечь на ледники талые, растечься, сплавиться под давлением падающего света,
Вот мои атомы, в журчащем ручье рассеяны.
Над горизонтом облако пара, стремится к безкрайности вселенной.
*
В приглушённом шёпоте тьмы искрится небосвод, мерцающие пересечения сближают жизнь с забвением в упор,
Идолы скупых отмщений тихонечко шуршат, в изгибах кривизны воображают отпущение от собственных забот,
Расписаны сюжеты всех допустимых сцен, партитура вывернута дыханием наружу, колеблется сменой между гибелью и длящейся болью,
Звук об истощении исходит попусту, ненужно, к нему привыкли,
Ни внимания, ни восхищения нет среди поникших волей,
Раздаётся лунный вой томящимся гудением, тяжесть глыбы зазывает за собой,
Пронзает серебром опавший с ночи пепел,
Дым всюду кроет следы строк! Где же источник, где же огонь? Вырывается пламя, швыряясь плетью дерзновений, истекает кровью плоть, вот и тепловой поток скопившихся имений, пение струит израненной душой.
*
Шарм метущихся избытков плоти разбрасывает обод жизни в стороны, центробежный пульс раскрученной игры,
В определённый момент настаёт острая нехватка скорости, чёткая окружность становится волной, съёживается,
Складки жизненных событий выдавливают друг друга,
В месте критического напряжения лопается линия, уже не циркумсивная, нет очерёдности в протяжённых случаях, любая очередность имеет контуры замкнутости,
Стремится огибая все потоки высвободившееся, больше нет сосредоточенности, но так и выползает за края, происхождением точным, разомкнув свою участь навсегда, словно подвижка срочная.
Свобода, она как гибель верная, есть лишь там, где надломлена стопорная мера, где разрушен её хранитель, разорвавший собственные петли, уничтожив свой обитель.