-- На свалке его тоже не принимают, -- огорчённо рассказывал Клюшкин, -- но за пол-литра спирта охрана пропустит самосвал и позволит высыпать без документов. А там пусть разбираются, что это за титан и откуда он взялся.
Года четыре спустя, когда я учительствовал в одной из школ Выборгского района, любящие ученики взяли меня с собой в культпоход на свалку. Там я увидал горы турбинных лопаток от секретных вертолётов, россыпи нераспакованной химической посуды, по которым неспешно ползал бульдозер, и знакомые титановые штабики, сложенные поленницей выше человеческого роста. Управление вторичными ресурсами столкнулось с той же проблемой, что и завод: титан не гниёт и не ржавеет, а девать его некуда -- стратегическое сырьё, будь оно неладно! И накопилось его за последние десятилетия видимо-невидимо...
Последний раз я видел этот титан по телевизору. В стране уже вовсю бушевала перестройка, и господин Невзоров ведущий передачи "600 секунд" создавал себе имя, раскручивая титановый скандал. Партия титана была задержана на таможне, его пытались вывести за границу под видом лома чёрного металла. Невзоров очень старался разузнать, где были украдены стратегические материалы, а они вовсе и не были украдены. Предприимчивые импортёры просто купили его на свалке по цене и по документам металлолома.
Впрочем, всё это будет потом, а покуда помоечное производство забирало лишь малую долю моих усилий. Львиную долю времени отнимали отчёты перед различными контролирующими организациями. Охрана природы по-советски состояла преимущественно из писания многочисленных бумаг. Контролирующих организаций насчитывалось семнадцать штук, так что я сегодня не могу даже припомнить их все. Самые чудовищные бумаги присылал для исполнения "Гипроавиапром" (сокращённо ГАП), бывший в министерстве авиационной промышленности головной организацией по охране природы. Находился ГАП в городе Куйбышеве, меня до сих пор корёжит, когда я слышу этот топоним, и я искренне рад, что городу на Волге вернули исконное, не запятнанное головотяпством имя.
Чего стоила хотя бы "Методика расчёта вредных выбросов в атмосферу", засекреченный документ объёмом в двести пятьдесят страниц плотного машинописного текста. Текст был переполнен опечатками, грамматическими ошибками (до двадцати штук на страницу!) и математическими формулами, в которых я, как ни силился, ничего не мог понять. Конечно, я всегда был не в ладах с математикой, но боюсь, что и математик не сможет ответить, как следует брать интеграл по постоянной величине и получать при этом некие значащие величины. Как жаль, что у меня не было ни одного знакомого шпиона, я подарил бы ему этот секретный манускрипт, после чего половина сотрудников ЦРУ померла бы от смеха, а прочие навеки зареклись бы вынюхивать военные тайны моей родины!
"Методику" я засунул в стол и постарался забыть о ней. К тому времени я уже стал законченным бюрократом и знал, что девяносто процентов бумаг, направленных для исполнения, исполнять вовсе не нужно, пройдёт время, и они изноют сами собой. Однако, в данном случае подобного не произошло. Через месячишко раздался междугородний звонок и гневный женский голос вопросил, почему я до сих пор не ответил на их письмо. Я ответил, что никакого сопроводительного письма в бандероли с методикой не было, так что методику я всего лишь принял к сведению.
-- Там в самой методике всё написано! -- продолжала напирать куйбышевская дама.
Тогда я просто сказал, что моего университетского образования оказалось недостаточно, чтобы разобрать весь этот бред.
-- Да чего там разбирать! -- голос дамы излучал презрение. -- Откройте страницу двести сорок шестую!
-- Ну, открыл...
-- Найдите приложение номер семнадцать.
-- Есть там такое.
-- Заполните графу четыре и срочно пришлите нам. А больше вам ничего и разбирать не нужно.
-- Тогда зачем вы присылали мне весь этот труд, не проще ли было выслать одну графу?
-- А это уже не ваше дело! -- в трубке загудели сигналы отбоя.
Пожав плечами, я принялся разбираться, что же это за таинственная четвёртая графа, и с удивлением обнаружил, что мне предлагают выслать обычные данные по выбросам в атмосферу, просто в отличие от ежегодного отчёта там стояли не тысячи тонн в год, а граммы в секунду. Поскольку единственные цифры, которыми я мог оперировать, были данные проведённой два года назад инвентаризации, то я и принялся отталкиваться от этих чисел. Перевёл тысячи тонн в граммы, посчитал количество рабочих секунд в году (какой бред, ведь с учётом коэффициента сменности считал!) и получил переводной коэффициент. Затем набрал куйбышевский телефон и, услыхав знакомый голос, спросил: