Яков Александрович Сегель
Как я помог авиации
Рисунки Германа Огородникова
Для тех, кто тянется вверх
Мой дорогой читатель!
Вполне возможно, что ты ещё не умеешь читать, просто ещё не успел научиться, но обязательно научишься, только немного позже. А пока эту книжку тебе прочтёт твоя мама, или твой папа, или твоя тётя, или твой дядя, или бабушка, или дедушка, или старший брат, или старшая сестра — в общем, кто-нибудь обязательно прочтёт.
И я пишу это предисловие не только для тебя, но и для тех, кто уже умеет читать.
…Я приподнимаюсь на цыпочки, оглядываюсь назад и вижу там, в прошлом, обыкновенного прекрасного мальчишку со светлой кучерявой головой.
Он тоже приподнимается на цыпочки, чтобы увидеть меня, а ещё он тянется вверх, потому что ему хочется поскорее вырасти.
Он носит моё имя, этот мальчик, но его ещё не называют по отчеству, и в этом его неоспоримое превосходство передо мной.
И мне захотелось рассказать о нём, ведь я знаю так много об этом мальчишке!
А ещё я думаю, что сегодняшним ребятам будет интересно с ним познакомиться, потому что во многом они похожи.
И для начала я вспомнил вот что:
Как я был обезьянкой
Когда я был уже не очень маленький, но ещё не совсем большой, когда мне было три с половиной года, папа в один прекрасный день сказал:
— Мы идём в цирк!
Ну, я, конечно, тут же запрыгал и закричал что было сил:
— Ура! Ур-ра!
Мама тоже очень обрадовалась, но кричать и прыгать не стала: взрослые почему-то это делать стесняются.
Мы все очень любили цирк — и папа, и мама, и я. но в этот прекрасный день там было особенно интересно, так как в цирке выступал папин друг, знаменитый дрессировщик зверей Анатолий Анатольевич Дуров.
И его отец, и дяди, и племянники, и другие родственники — все были дрессировщиками. Они дрессировали самых разных животных, учили их самым невероятным штукам, и звери с удовольствием выступали в цирке перед зрителями, потому что все Дуровы очень любили своих питомцев, никогда не обижали их и не наказывали.
Сделает, например, заяц всё как следует (а он умел бить в барабан), Дуров тут же даёт ему морковку. А все зайцы, между прочим, любят морковку больше всего на свете, морковку и капусту.
Кошке Дуров давал молочко, медведю — мёд, козе — берёзовые веники, а мышкам-сладкоежкам — сахар.
Вот только я не знаю, что он давал лисе, чтобы она дружила с петухом, и что он давал волку, чтобы тот не обижал козу. Так до сих пор и не знаю, а спросить об этом Дурова в детстве как-то не успел.
Но самое замечательное, чему научил Дуров своих животных, — это ездить на поезде!
Папа так много мне рассказывал об этом, что скоро мне даже стало казаться, что я сам, своими собственными глазами видел этот удивительный поезд.
Всё в этом поезде было точь-в-точь как в настоящем, только маленькое: впереди пыхтел настоящий, но маленький паровоз, а за ним по маленьким рельсам катились настоящие, но маленькие вагончики. На паровозе в костюме машиниста ехала обезьянка. Дуров научил её высовываться в окошко и дёргать за специальную верёвочку — тогда паровоз громко гудел.
А когда поезд прибывал на станцию, Анатолий Анатольевич угощал машиниста сладкими орешками.
Только бедного слона не брали в поезд, потому что он был такой громадный, что не помещался ни в один вагон, и такой тяжёлый, что мог раздавить всю железную дорогу.
Чтобы слон сильно не расстраивался, на него надели громадную красную фуражку и назначили начальником станции. Теперь, когда нужно было отправлять поезд, слон звонил в большой медный колокол, полосатый енот поднимал семафор, обезьянка-машинист давала гудок, паровоз дёргал, и сразу из всех вагонных окон высовывались головы разных зверят.
А бедный слон только грустно махал своим печальным хоботом вслед поезду, тяжело вздыхал и очень жалел, что вырос такой большой и поэтому не может покататься вместе со всеми.
И вот мы идём в цирк!
Сегодня наконец я сам увижу эту замечательную железную дорогу!
Приходим к Дурову, а он сидит грустный-грустный и чуть не плачет.
— Толик, что с тобой? — говорит мой папа. — Что случилось?!
— Ах, Саша! — отвечает Дуров. — Яшенька заболел…
— Что вы! — удивилась моя мама и посмотрела на меня. — Он совершенно здоров!
— Нет, — грустно усмехнулся Дуров, — заболел не ваш сын Яша, а моя обезьянка Яшка, машинист нашего поезда.