Пришло четыре человека. Ч-е-т-ы-р-е. Полный завал. Сначала один за другим появились два пожилых джентльмена.
Они сели по разные стороны прохода и в течение десяти минут неуклюже пытались вести светскую беседу. Я здесь вместо друга, который не смог прийти. Боже, как мне было жаль этих бедолаг. Возможно, они надеялись затеряться в толпе, и тогда им не было бы так неловко. К счастью, число слушателей вскоре удвоилось: явилась семейная пара, обоим лет по тридцать пять. Вы только на них посмотрите, совсем еще молодежь, казалось, думали стариканы. Да-да, это бывает у мужчин в любом возрасте!
И так уже выждав двадцать минут сверх положенного, мы, наконец, попросили врачей начинать. Но не прошло и пяти минут, как супруги встали и направились к выходу. Один мой коллега побежал за ними узнать, почему они уходят так рано. Выяснилось, что они рассчитывали услышать просветительную беседу на тему секса, предназначенную для семейных пар, которые хотят оживить свой утративший новизну брак. Я отправился в гостиничный бар и взял пива.
Хорошо хоть никто не получил взбучку. Признаться, мы ожидали, что большие дяди из штаб-квартиры начнут катить бочку на нас, скромных рабочих пчелок. К счастью, этого не произошло. Митч сказал, что этого и не могло произойти, потому что мы все сделали правильно. Не наша вина, что никто не захотел прийти. Слух об этой неудаче быстро распространился по всем регионам, и разговоры о программах по связям с общественностью затихли. Полторы тысячи долларов на одного слушателя все же многовато. Такой уровень затрат явно не считался в Pfizer идеальным.
А мои показатели продаж виагры по-прежнему были просто позорны. Вообще-то в 1999 году они стали еще хуже: я скатился до 84 % от нормы. В отчаянных поисках объяснения я решил, что раздаю слишком много образцов, а значит, урологам приходится выписывать меньше рецептов. Я рассуждал так: если средняя американская семейная пара занимается любовью шесть раз в месяц (такие данные нам однажды сообщили на совещании), а в каждой упаковке с образцами пять таблеток 50 мг, значит, и большинство людей благодаря моей щедрости получали секс на халяву! И тогда я объявил бойкот.
Я полностью перестал распространять образцы виаг-ры. Необходимо было, разумеется, как-то объяснить это урологам. Обычно я брезгливо качал головой и вздыхал: «Производственные проблемы в Мемфисе» , будто это самое обычное дело, и нам не впервой решать эту проблему. «Кто-то ошибся в расчетах, так что в июле изготовили недостаточно образцов. Будем надеяться, что к августу ситуация исправится» . Странное дело, но «проблема» не была устранена аж до конца сентября: это был как раз последний месяц отчетного года. Урологов это совсем не радовало. Пару раз врачи на меня буквально наорали. А один проницательный док даже назвал меня лжецом и сказал, что я наверняка придерживаю образцы.
При росте метр восемьдесят мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо и отбиться коронным выпадом: «Ну, скажите, доктор, для чего бы мне это делать? Какой смысл мне вас злить?»
Доктор метнул на меня сверху злобный взгляд, и я понял, что выводить из себя этого врача я не пожелал бы и врагу. Рассказывали, что он угрожал урыть группу урологов-конкурентов из другого региона, которые собирались построить клинику в его городе. В итоге те приняли решение не связываться с ним и не открывать филиал.
К счастью, доктор Дэвид Гроза был в растерянности после моего вопроса и махнул на меня рукой. Как выяснилось, у меня ответа на этот вопрос тоже не было. Мои молитвы оказались напрасны.
Единственным результатом моего бойкота стало ухудшение отношений с некоторыми урологами. Мои показатели продаж виагры оставались на прежнем позорном уровне и ни разу не'превысили 88 % от нормы. Это стало меня доставать, так как страдала уже не только моя самооценка, но и возможности карьерного роста.
К концу 99-го мне удалось стать восьмым в стране по показателям продаж целебрекса. С учетом того, что по продажам трована я занимал седьмое место, я становился одним из трех агентов, которые попадали в десятку по обоим препаратам. Мне явно не хватало места в кабинете: ведь скоро меня завалят наградами. К тому же, пора было вызывать перевозчиков мебели: меня наверняка повысят, и я наконец перееду из сельской глубинки.
Митч вернулся с совещания менеджеров, проходившего в начале года во Флориде, и сообщил, что глава тренерского подразделения Pfizer пообещал рассмотреть мою кандидатуру. «Я столкнулся с ним в туалете, — рассказывал мне Митч со смесью смущения и гордости. — Когда я упомянул твое имя, он сказал: «Хватит уже об этом Джейми Рейди! Если еще кто-то о нем заговорит, меня стошнит. Будет ему собеседование, обещаю» . Тренером я мечтал быть с первого дня тренингов, и вот у меня появится реальный шанс!
Но Митчу казалось, что одного шанса мало. Он хотел сделать так, чтобы повышение было мне обеспечено. «Тебе, приятель, надо бы поднять показатели по виагре» , — сказал он, не замечая каламбура, как и большинство из тех, кто имел дело с этой маленькой голубой пилюлей. Эти проклятые продажи виагры портили мне всю картину: если не считать их, то я занимал первое место в районе, первое место в западном регионе и первое место по стране. Однако если их учитывать, я был третьим из пяти по району, седьмым из двадцати пяти по региону и попадал в четверть лучших по стране. Хорошо, но не супер. А чтобы стать тренером, нужно было быть супер.
Митч всегда меня обнадеживал: «Если сможешь хотя бы на три позиции улучшить свои показатели по виагре (к слову сказать, я занимал двадцать второе место из двадцати пяти возможных), станешь лучшим в районе. Если сдвинешься на семь или восемь позиций по региону, то удостоишься аудиенции вице-президента (это была высшая награда, на которую мог рассчитывать торговый представитель; прежде менеджеры никогда не обсуждали со мной эту возможность). А когда в твоем резюме будет указан факт встречи с вице-президентом, тогда, Джейми, ты получишь любую должность, какую только пожелаешь» .
Показатели продаж виагры не только сдерживали мой карьерный рост, но и отражались на взаимоотношениях с родными. Отец начал подозревать, что у меня все не так гладко в Модесто.
Обычно папа с удовольствием слушал истории о моей работе. Думаю, это напоминало ему его прежние денечки: тридцать лет назад он был торговым агентом IBM. «Ну, как идет бизнес?» — бывало, бодро спрашивал он. Тем самым он хотел сказать: «Насколько ты опередил своих коллег?» Поскольку как минимум с одним лекарством дела у меня шли неплохо, я сообщал ему хорошие новости, предпочитая не огорчать старика бездарностью его старшего сына. Иными словами, я ему врал. Эта тактика не давала сбоев до тех пор, пока я не получил повышение. Мое продвижение по служебной лестнице дало ему ложное впечатление, будто я уже чемпион, но два года спустя пришлось его спустить с небес на землю. На его стандартный вопрос я давал стандартный ответ: «Хорошо. Хорошо» . Первое слово я произносил с чрезмерным энтузиазмом, а второе добавлял, чтобы хоть что-то сказать. В переводе на человеческий это означало: «Паршиво, но лучше тебе этого, папочка, не знать» . Я так никогда и не выяснил, догадывался ли он тогда, что я просто хочу уйти от ответа. По крайней мере, он не требовал от меня подробного отчета.
Как только я стал продавать витамин «V» , забавных историй стало хоть отбавляй, и я вдоволь потчевал ими отца. Он и так был настоящий кладезь анекдотов, а теперь еще запоминал все приколы, связанные с виагрой, и наверняка ежедневно угощал ребят с Уолл-стрит новой порцией шуток из мира фармацевтики. Должно быть, он все уши им прожужжал насчет того, какой у него замечательный сын, какой он гений продаж. Но внезапно что-то изменилось. Анекдотов вдруг стало недостаточно, теперь отца волновали и цифры. Как-то в конце 99-го он особо поинтересовался моими показателями продаж виагры. Я начал было, как обычно, успокаивать его своим «Хорошо. Хорошо» , но он оборвал меня на полуслове.
Нет, я спрашиваю, как идут продажи.
Ммм, нормально. По правде говоря, папа, сейчас у меня небольшой застой.
Я был на сто процентов уверен, что он ответит на это незлобной колкостью, и мы тут же заговорим о другом.
Насколько небольшой? — спросил он с тревогой в голосе. Похоже, так просто мне было не отвертеться.
Э-э, ну вообще-то на редкость большой.
— Но ты по крайней мере выполняешь план, так ведь? Тот, кто однажды был коммивояжером, останется им