Признаться, Гена не очень был похож на Дюймовочку – плотно скроенный, с тяжелым подбородком и недельной щетиной, он напоминал скорее Бармалея, чем крошечную девочку. Саша тогда даже обиделся на него, он все-таки старался, играл на полную катушку. Но, увидев выражение глаз Саши, Геша успокоил расстроенного скрипача-самоучку.
– Но не признать твое нахальство и наглость не могу. Будешь перкуссионистом, – объявил он.
– Кем, кем? – удивился Саша.
– На маракасах играть будешь.
– А что такое маракасы? – Саша впервые в жизни услышал тогда это слово.
– Это такие погремушки на палочках, – объяснили ему.
Так Саша влился в коллектив, в котором кроме него было не то пятеро, не то трое ребят в зависимости от степени «вдохновляющих мероприятий».
Вдохновляющие мероприятия сопровождали любой концерт, и ни одна репетиция не обходилась без этой важной для музыканта составляющей творческого процесса. Мероприятия по вдохновению заключались в употреблении спиртных напитков и традиционно заканчивались пьяным храпом участников группы.
Саша отчетливо понимал, что он органично вписался в музыкальный коллектив под пафосным названием «Уличный фонарь», и ему нравился мир этих, похожих на него людей.
А еще Саше очень понравился Геша. У него была подпрыгивающая походка веселого человека. Саша замечал, что если у человека походка быстрая, стремительная, кричащая о занятости и перегруженности делами, то у обладателя такой походки каменное лицо, жесткие морщины у рта и неразговорчивый, угрюмый характер. Но если к стремительности в походке мужчины добавлялся некий элемент легкости, если он подпрыгивал, стремясь ввысь к мечтам, то это, скорее всего, оптимист с хорошим чувством юмора. Его подпрыгивающая манера передвигаться говорила о стремлении жить и все успеть. Это была походка творческой личности, которая не просто спешила жить, а спешила выразить или отдать часть себя через свое творчество и искусство. Таков был Геша.
А еще Геша был не очень худой, точнее, совсем не худой и с длинными волосами. Длинные волосы были у Геши не только на голове – соломенного цвета усы украшали его лицо на мексиканский манер. Точнее, неприметное лицо веселого Геши украшали невзрачные, непонятно откуда взявшиеся усы. И одеваться Геша умел не без известного лоска.
Саше отчетливо вспомнилось первое появление их «Уличного фонаря» на сцене родного строительного института, а точнее, свое феерическое выступление с ребятами на серьезном концерте. Саша не помнил сейчас, что тогда было за мероприятие, но выступало много таких же студенческих коллективов. Одним из первых на сцену выпустили «Уличный фонарь». Не просто объявили и они вышли, а именно выпустили, потому что сначала их не хотели выпускать. Ребята очень серьезно тогда отнеслись к «вдохновляющим мероприятиям», и творческий настрой группы был явно на высоте. На такой высоте, что гитарист и одновременно вокалист группы Геша не мог самостоятельно стоять. Кого-то искать, чтобы тот сзади поддерживал Гешу, не было времени. Ребята просто посадили Гешу за сценой и дали ему гитару и микрофон.
Перед публикой появились ударник Вова, клавишник, скрипачка Маша, басист и Саша со своими неизменными маракасами. Ребята начали играть музыку. Зал с замиранием сердца следил, как запутавшийся в проводах басист пьяно передвигал ногами, всякий раз рискуя свалиться со сцены. Чтобы предотвратить этот провал, Маша подошла со своей скрипочкой к басисту и в моменты, когда она не была занята в музыкальных партиях, незаметно поддерживала его за шкирку.
Некоторое время музыку играли только те, кто находился непосредственно на сцене, а потом подключился и Геша. Его гитарные экспромты лихо ворвались в общее слаженное звучание остальных членов коллектива. Ребята играли тогда тему из «The Doors» с придуманным текстом на русском языке. Геша, забыв о договоренности и вопреки всем музыкальным законам, заиграл придуманную им недавно песню «Детка, я здесь».
А еще Геша запел. Его сильный голос зазвучал неведомо откуда. Публика недоумевала: мало того что было слышно невидимую соло-гитару, так еще и поет кто-то. Ударник, будучи самым трезвым, подмигнул Саше и знаками пояснил, что надо кому-то открывать рот. Саша тогда все понял и, неистово тряся маракасами, подошел к одиноко стоящему микрофону и начал симулировать пение. Слов новой песни он не знал, поэтому выходило не очень похоже. Точнее, совсем непохоже, а еще точнее, было похоже, что буйнопомешанный сбежал из сумасшедшего дома и пытается сожрать микрофон.
Неожиданно выступление группы «Уличный фонарь» всем понравилось. И хотя песня была грустная, про то, как парень не смог жить без девушки, которая не нашла его на дискотеке, а он решил свести счеты с жизнью, приняв смертельную дозу пива, и умер от разрыва мочевого пузыря, зрители и слушатели умирали со смеху.
Потом долго все показывали пальцем на Сашу, а Геша даже ревновал друга к славе, незаслуженно свалившейся на того. А главным в музыкальном коллективе считался именно Геша. И еще из всего состава «Уличного фонаря» только он был москвич, и не просто москвич, а именно коренной москвич. Вот и получилось так, что Геша остался только с усами, а слава досталась Саше.
Тогда Саша рано пришел в свой офис, вернее, приехал рано. Он не очень любил суету начала рабочего дня, поэтому часто старался прийти или, точнее, приехать на работу раньше других. Саша любил думать, а еще больше он любил думать, когда это получалось. Когда совсем не получалось думать, Саша не думал. А когда получалось, тогда он любил обдумать мысль. Если мысль приходила, Саша всегда думал ее с разных сторон. Тогда-то он и полюбил думать свои мысли.
Саша слегка толкнул дверь, она медленно и беззвучно отошла в сторону, словно приглашая его войти. Он откликнулся на это предложение, прошел к шкафу, бережно снял элегантный плащ и повесил его на плечики. Затем мягко опустился в кресло и по привычке включил компьютер, точнее, не он включил, а компьютер включился сам – Саша только нажал нужную кнопку. На экране заработавшего монитора возникла давно привычная картинка. Точнее, не картинка, а фотография, на которой он вместе с женой и детьми бредет по осеннему парку. Саша вгляделся в черты жены, на фотографии она выглядела счастливой. Вообще-то, правильнее сказать, не счастливой, а скорее умиротворенной или удовлетворенной правильным течением жизни. Саша с грустью улыбнулся ей и своему изображению на мониторе. Последнее время навалилось много работы, и ему приходилось все реже и реже видеться с супругой и детьми.
Затем он включил настольный светильник, а еще с сожалением достал из стола «Рубашку». Точнее, он вынул ее из ящика, а еще точнее, вытянул. Но не рубашку, а великолепную книгу «Рубашка». Саша отчетливо понял, что он даже получает какое-то удовольствие оттого, что без удовольствия и даже не без некоторого раздражения читает этот роман. Четыре месяца, четыре долгих месяца, этот роман никак не поддавался прочтению. А еще Саша не мог понять, что в этой книге так могло поразить и зацепить его знакомую, которая ему буквально навязала эту книгу.
– Ты пойми, это вещь! – говорила тогда Оля. – Непростая, конечно, но хорошая. Эта книга обо всем понемножку и ни о чем в целом.
Сашу тогда зацепила эта рецензия, странная и завораживающая, точнее, не рецензия зацепила, а желание приобщиться к восторгу, такому же искреннему и безумному, как у Оли.
Мысли сегодня не думались, и Саша, скрипнув зубами, приподнял обложку «Рубашки». Глаза сразу уперлись в строки на первой странице романа и слова в этих строках. Слова Саша видел, он их читал, читал много раз, но так и не смог понять, как могли автомобили, «махнув на все рукой», заводиться во дворе, причем делали они это с задержкой. Устав думать над ребусом, оставленным автором в начале книги, Саша раскрыл книгу на заложенной кассовым чеком странице. Десять тяжелых минут он с великим трудом продирался сквозь долгие рассуждения без оживляющих любую книгу диалогов и тщетно силился понять замысел автора. «Да-а-а… до Фрэнсиса Скотта Фицджеральда автору далеко!» – подумал Саша. Все в этом романе казалось Саше никаким, и даже сам роман казался никаким, но он обязательно хотел его хоть как-то дочитать, надеясь, что, может быть, в самом конце, на самых последних строчках, он, как и его знакомая Оля, воскликнет: «Какая сильная вещь! Какой матерый человечище тот, кто ее написал». А пока автор не казался Саше матерым. Скорее, хотелось его обматерить. Обматерить от души.