Родители спрашивают Ну как
А чего как (Это не мальчик говорит, это — я говорю.) Чего как Да точно так же! В точности. Вы же там сами были. Вы же…. Так что не надо…. Знаете же….
А классе в седьмом-восьмом у вас появлялся, как из другого мира, учитель истории, такой свободный, такой другой…. С ним можно было как-то неожиданно по-говорить, или, когда он был тобой недоволен, было обидно, с ним можно было…. То есть ты стоишь в туалете, писаешь, и он вдруг зашел и тоже пописал. И это как-то не укладывается в голове…. Ну, в общем, хороший человек! Но потом его как-то не принимал коллектив, а он был бесконфликтный, его съедали, или какие-то странные слухи…, или он женился как-то неудачно…. В общем, он исчезал, как какие-то непонятные возможные возможности, а вместо него приходила…. Понятно.
А на Русском острове было сильно….
Нас там встретили офицеры и прочие другие люди. Офицеры считали себя аристократами и поэтому не матерились…. Никогда! Они просто так говорили
— Здравствуйте, мля, товарищи матросы, мля! Я знаю, мля, что вам, мля, сейчас, мля, тяжело и трудно, мля! Это потому, мля, что вы, мля, думаете о доме, мля. (Они не матерились, просто губы сами прошевеливали нужные уточнения.) Так вот! Вы думаете, что дома у мамки было вам лучше. Так вот — вы ошибаетесь, мля. Теперь и надолго, мля, кроме нас, мля, у вас, мля, никого, мля, роднее, мля, нет, мля. А чтобы не думать о доме, мля, нужно иметь три простых мужских желания! Это — пить, есть и спать! Поэтому мы будем давать вам мало есть, пить и спать. Мля.
Они исполнили это в точности! И действительно, стало как-то легче, но потом, потом.
Они говорили, в смысле офицеры
— Китайский снаряд летит сюда тридцать секунд — вы должны успеть защитить Родину. (Очень громко.)
Мы были не против. Мы вообще не были … против. Нам нужно было одеться очень быстро, чтобы защитить Родину, — мы одевались. Только никто не боялся китайского снаряда, все страхи были рядом…, тут.
Я отлично могу понять офицеров. Они каждое утро выходили и видели нас, стоящих в строю. И было видно, что они хотели бы видеть нечто другое, а тут мы, в смысле конкретные такие, а еще узбеки, таджики, киргизы, ну, в общем, мы. Они, офицеры, когда поступали в училища, наверное, думали командир на мостике — и та-кой гул, флаг и гюйс поднять — и все так торжественно, и флаги, и чайки, и эге-гей ээ… э! А тут мы, вот такие…. И с этим ничего не поделаешь.
И мне становилось стыдно за то, что я вот такой, а не другой, и понимал, что виноват, причем во всем….
Там, на Русском острове (во, название), все было — ритуал. Все было проду-мано, и во всем была видна традиция. Издавна. Всегда! Но самым грандиозным действом был — перессык!
Для участия в этом ритуале нужно было, ну… мм-м… попасть на Русский остров…. Попасть.
В общем, в шесть ноль-ноль включался гимн по радио, громко, это значило — пора вставать. Мы вставали — очень быстро, одевали — очень быстро — ботинки, трусы на нас уже были, и очень быстро мы бежали на улицу, где улицы никакой не было, а был туман, который я уже описывал. Мы бежали поротно, а все шумело и орало Быстрее, мля, вы че..е..е. А! Вы ма….а…. И…. Бегом…, еще бегомее, падлы, мля а…а…а. А мы бежали, бежали. Все такие коротко, клочковато постриженные, с чер-ными шеями, разноцветные, в мятых, длинных синих трусах. Бежали к морю.
Там, на берегу, был невысокий обрывчик — метра четыре-пять высотой. Он нависал над морем почти по прямой. И там могло встать одновременно человек триста. А вдалеке, в темноте, — было темно, шесть утра все-таки, — был виден город Владивосток, которой я так ни разу днем и не увидел. Он светился вдалеке. Огоньки, огоньки…. И я думал, мне бы там домик, как у кума Тыквы, крохотный, и чтобы никогда вот этого всего — и я бы ничего в жизни не захотел бы там.
Так вот, мы бежали — 2 тысячи человек. Потом, строго по команде, вдоль обрыва выстраивались триста человек, по команде снимали трусы и писали в море! За этим строго следили…, когда иссякал последний… звучала команда, мы надевали трусы и делали строевое упражнение такое…, словом, на наше место становились но-вые триста….
А в это время мимо, светясь огнями, проходил трехпалубный корабль.
И в этом была подлинная сила и какая-то очень нужная красота…, мама…, мама….
Я знаю, почему на нас не напали никакие враги. Мы писали в море, каждое утро, и поэтому на нас не напали. Не по причине атомных подлодок и ракет…. При любой погоде, с незапамятных времен, утром… мы писали в море — на нас не напали. Я не буквально это…, я не идиот и не клоун…. Просто мы все это делали…. Воо…о…т.
Над островом летали бабочки. Большие. Зеленые махаоны. Огромные — больше воробья. Они летали медленно-медленно. И нам говорили офицеры… громко
— Не дай Боже, какая падла этих бабочек…. Эти бабочки…. они…. занесены в Красную книгу…. Они водятся только здесь…. Мы гордимся… этими бабочками…. Чтоб ни одна…, не дай Бог…. Они..и…, они тут миллионы лет, мля, живут, а вы тут за час все засрё….
Бабочки были очень красивые. Они очень медленно двигали крыльями и ле-тели. Вот так. (Тут необходимо снять обувь и показать, как летают большие бабоч-ки, в смысле самому показать.)