– Черт, черт, черт…
Я нервно перебирал ключи, думая одновременно как о покойнике, так и о возложенной на всю смену ответственности за него. Найдя нужный номер на головке ключа, я воткнул его в замочную скважину и открыл дверь. Стены палаты не отличались от всех прочих. Желтая краска на них облупилась, пол из белой плитки был вымазан и пропитан многолетними выделениями пациентов. Потолок же казался темного оттенка. В палате находилась вмонтированная в пол кровать, а рядом валялся худой мужчина. Я подбежал к нему, приложил палец к шее. Пульс был. Неожиданно мужчина моргнул, а затем закрыл рот. Я отскочил назад. Он быстро поднялся, после чего голова больного приняла странное положение. Я же застыл от неожиданности и попросту не знал, как реагировать. В это время изо рта, полного гнилых зубов, прозвучала едкая фраза:
– Давно я не пробовал человечинки.
Я выбежал из палаты и попытался закрыть дверь, но пациент вытащил руку наружу, не давая защелкнуть замок, а после толкнул дверь с такой силой, что это меня испугало еще больше. Больной вышел из палаты и стал приближаться, я же продолжал пятиться назад. Наконец он рванул на меня, а мне ничего не оставалось, кроме как бежать, бежать как можно быстрее. Его визг стоял на весь коридор, и среди малопонятных слов я смог разобрать:
– Я тебя съем, мой вкусненький!
Крик раздавался за спиной, а ноги не чувствовали твердого пола под собой и становились ватными. На время я смог оторваться, но впереди возникла заграждающая коридор решетка. Кое-как отперев, я проник за нее, и как только увидел приближение безумца, даже не попытался закрыть. Я несся со всех ног к дежурной комнате и кричал имя наставника:
– Хэнк! Хэнк, на помощь!
Оказавшись на одной прямой с пунктом спасения, я продолжал бежать и кричать. «Каннибал» же не отставал, предвкушая поздний ужин. Пробежав поворот у комнаты санитаров, я краем глаза заметил силуэт. Обернувшись еще раз, я понял, что это Хэнк. Он услышал призыв и спрятался за углом, недалеко от комнаты отдыха. Я, наконец-то, остановился, а псих, звонко смеясь, продолжал радоваться такому повороту. Вмиг перед его лицом возникла дубинка, и тут же его ноги подлетели выше головы, а гримаса изменилась до неузнаваемости. Безумец отлетел назад, упал на пол и после уже не приходил в себя. Кровь сочилась из рассеченной брови. Хэнк отправил его сильнейшим ударом в глубокий нокаут.
– Да ты, Лоренцо, идиот! – сходу закричал наставник.
– Я думал, он мертв.
– Даже если так! Какого черта ты не позвал кого-то из нас?!
– Наверное, подумал, что он еще жив, но вот-вот умрет.
– Лучше заткнись и позови дежурного доктора. Нужно зашить рану, пока он тут все не вымазал.
– Х-хорошо, я сейчас её найду.
– Давай быстрей, черт тебя дери!
Через несколько минут я нашел доктора, и Хэнк, после наложение швов «каннибалу», успешно замял мое нарушение. В общем, последствий, как таковых, не было, кроме издевательских насмешек от всей смены, которые, спустя время, заставили улыбаться и меня. Как итог – мне запретили ходить одному.
В клинике каждый день, в одно и тоже время, в специально отведенной зоне на свежем воздухе проходили прогулки, в которых мы, санитары, и все дневные работники младшего звена принимали участие в качестве надзора. Исключением для прогулок являлись особо опасные пациенты, их, кстати говоря, постоянно держали в камере и лишь из-за редких уборок в палате им меняли место пребывания. В целом же их жизнь проходила в четырех стенах и редко выходила за пределы одной комнаты. В одну из таких вылазок на свежий воздух Хэнк поведал мне об экспериментах над больными.
– Лоренцо, видишь того тихого психа? – Он без стеснения указал пальцем.
Я присмотрелся.
– Тот медлительный у забора?
– Он самый.
– И что с ним не так?
– Лоботомия, – сделав умное лицо, сказал Хэнк.
– Что? Её же запретили.
– Запретили… – Он усмехнулся. – Ага, как же. Здесь эта хрень постоянно практикуется, так же, как, например, и шоковая терапия, и…
– Наши доктора вообще ничего не боятся?
– Видимо… Однажды я слышал разговор заведующего с профессором, и там обсуждалось что-то немыслимое. Я даже слов таких не знаю…