В этот раз переход на новый уровень оказался более простым и куда менее приятным, чем обычная дверь. Пол под ногами вдруг резко наклонился, я поскользнулся на мокрой поверхности и покатился вниз и по спирали. Кажется, я угодил во что-то вроде громадного жёлоба, который вскоре выплюнул меня в новое помещение с бетонным полом и стенами. И хотя по логике оно должно было находиться строго под сырыми тоннелями, здесь оказалось на удивление сухо.
Закулисье – шепнул чужой внутренний голос. Область, где шла подготовка к балу и отдельным его элементам. Подготовка длилась весь год, и включала в себя тысячи деталей. Отлов и «обучение» танцоров, выращивание и мутацию музыкантов. Наложение на основной зал множества слоёв защитных, иллюзорных, некротических, а также десятков других видов чар. Готовка еды, если этот извращённый процесс можно было так назвать. Изготовление марионеток для большого представления…
Я уцепился за эту мысль, невесть как возникшую у меня в голове, поскольку от неё пахло Анной. Как мысль могла пахнуть и как одно было связано с другим — не столь важно, с такими мелочами придётся разобраться потом. Вооружённый мыслью, я вновь бросился вперёд, прочь из бетонной коробки, по коридорам, где стены были обшиты красным деревом, а освещение обеспечивали старинные бронзовые лампы. Здесь не водились монстры, но театральный реквизит местами загораживал путь не хуже баррикад. Я карабкался на груды бутафорского оружия, проползал под декорациями, проламывался там, где не мог пройти иначе. Грандиозное представление в честь Князя в Жёлтом обещало захватить весь необъятный зал. Гости становились актёрами, а помогать с ролями должны были…
Марионетки.
В первую деревянную фигуру ростом два метра с гаком я попросту врезался на полном ходу, заставив ту отлететь и сложиться на полу. Впрочем, она тут же поднялась, словно подвешенная на невидимых нитях, медленно повернув в мою сторону нарисованное лицо. На нём выделялись две щели для глаз и провал рта, всё остальное — выцветшая краска поверх старого дерева.
Это что, костюм?
Марионетка склонила голову набок и приложила ладони ко щекам — жест наигранного удивления. Я ожидал, что она бросится на меня или хотя бы поднимет шум, но вместо этого нелепая двухметровая кукла осталась стоять на месте, лишь поворачивая голову вслед.
Дальше они стали встречаться чаще — иногда группами по трое-четверо. Они перетаскивали реквизит и одежду из небольших помещений, передвигали декорации и в целом изображали бурную деятельность. Изображали ровно до того момента, как не замечали меня — тогда они бросали любое дело и «удивлённо» прикладывали ладони ко щекам. Марионетки отличались лишь рисунком лиц, в остальном оставаясь неизменными. Каждое их движение выглядело так, будто сверху висела огромная рука, дёргающая за нити. Я бежал мимо, изо всех сил надеясь, что успею найти Анну до того, как поднимется большая тревога. Эти куклы, похоже, не представляли угрозы, но здесь явно водились не только они. Моё вторжение в закулисье не могло остаться незамеченным для по-настоящему опасных ребят.
Обычно подобные надежды разбивались вдребезги примерно через пять минут после того, как я о них вспоминал. Но сегодня удача была на моей стороне.
Одна из закрытых дверей, почти сливающаяся со стеной, вдруг взорвалась изнутри, разлетевшись дождём из щепок. Сломанная марионетка вылетела из проёма со скоростью пушечного ядра, врезалась в стену и осталась лежать без движения.
Я затормозил и осторожно заглянул внутрь.
До этого момента мне казалось, что все комнаты здесь были сравнительно маленькими, но это помещение впечатляло. Огромный зал, не уступающий бальному, представляющий из себя нечто среднее между цехом по сборке, творческой мастерской и пыточной камерой. Марионетки и части марионеток были повсюду — неудивительно, поскольку именно тут их и собирали. Большая часть зала тонула во мраке, так что о всех деталях процесса оставалось догадываться, но немногие освещённые участки давали достаточно информации.
В открытую деревянную форму, усеянную изнутри тысячами тонких игл, добровольно шагает одурманенная танцовщица. Форма хищно захлопывается и падает на бесконечно длинную ленту конвейера, после чего та уносит её в темноту. На одном участке форму окунают во что-то, напоминающее дымящуюся кислоту, на другом, отсекают и заново пришивают все конечности. Покуда на выходе не возникает двухметровое пугало, подвешенное на невидимых колдовских нитях.
Я не успел сходу осознать непередаваемое сумасшествие этого процесса. Во многом потому, что в зале царил хаос сверх необходимого — и источник этого хаоса оказался мне знаком. Бенедикт, помощник Анны, в своём неизменном старинном костюме и низко надвинутой шляпе-котелке, расшвыривал марионеток, словно те были сделаны из бумаги. Расшвыривал он их не просто так — за его спиной, в дальнем углу сидела сама Анна, свернувшись в защитной позе, словно смертельно напуганный ребёнок. Деревянные фигуры наступали и тянулись к ней, не обращая ни малейшего внимания на её грозного защитника.