Как я стал кинозвездой

Я слушал своего нового учителя и вспоминал, как у нас в городе встречали артиста, игравшего хана Аспаруха, как после сеанса его забросали цветами, как старшеклассницы бегали за ним по пятам, но не стал этого говорить, чтобы не обидеть Фальстафа. А он продолжал разглагольствовать:

— Знай, мой мальчик, кино — это пустое занятие, это коммерция, шумиха, реклама и деньги, презренный металл… А истинный актер живет не ради денег. Один раз, всего один раз, тому пятнадцать лет, меня пригласили на киностудию, предложили какую-то жалкую роль. Я встал перед камерой, никакой публики, только съемочная группа, и надо произносить реплики перед микрофоном и холодным объективом, который поблескивает, как бельмо на глазу слепца. Я вознегодовал. «Кто я? — сказал я себе. — Артист или манекен?» Отказался от роли, и с тех пор ноги моей не было на киностудии…

Хорошо, что Лорелея не слышала этих рассуждений, иначе она наверняка прогнала бы Фальстафа. Я вспомнил толпу кандидатов на роль Орфея и решил все же обсудить этот сложный вопрос с Черным Компьютером.

Фальстаф, видимо, усек, о чем я думаю, потому что сказал:

— Ладно, Энчо, хватит тратить драгоценное время на пустые разговоры, приступим к серьезной работе. Для начала прочти мне что-нибудь, хочу понять степень твоей гениальности. Есть у вас Шекспир?

Я порылся в книгах, которые мама принесла накануне, и нашел том, на котором было написано: «Вильям Шекспир. Трагедии. Перевод с английского».

— Отлично! — обрадовался Фальстаф. — Выберем что-нибудь этакое… — И, полистав книгу, остановился на странице сто семьдесят шесть. — Вот! «Ромео и Джульетта»! Лучшее, что было когда-либо написано о любви.

При слове «любовь» я подумал о Росице, и сердце у меня забилось громче. А Фальстаф сел возле меня и показал страницу:

— Почитаем вместе вот эту сцену: дом Капулетти, сад, ночь, луна, звезды, благоухают цветы, издали доносятся звуки гитары, Джульетта стоит на балконе, Ромео снизу смотрит на нее, хочет к ней подняться… Я буду Джульеттой, а ты — Ромео. Начали! — И первый прочитал вслух:

Фальстаф — Джульетта (басом)

Как ты попал сюда? Скажи, зачем?
Ведь стены высоки и неприступны.
Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь
Тебя здесь встретит из моих родных.

Я — Ромео (сопрано)

Я перенесся на крылах любви:
Ей не преграда — каменные стены.
Любовь на всё дерзает, что возможно,
И не помеха мне твои родные.

Фальстаф — Джульетта

Но, встретив здесь, они тебя убьют.

Я — Ромео

В твоих глазах страшнее мне опасность,
Чем в двадцати мечах.
Взгляни лишь нежно —
И перед их враждой я устою.

Фальстаф — Джульетта

О, только бы тебя не увидали!

Я — Ромео

Меня укроет ночь своим плащом.
Но коль не любишь, пусть меня увидят.
Мне легче жизнь от их вражды окончить,
Чем смерть отсрочить без твоей любви[1].

Я замолчал, потому что дальше читать не мог — так меня взволновали эти душераздирающие слова. Я тоже был готов на смерть ради любви, только пока еще не знаю к кому — к Милене или к Росице… Фальстаф хлопнул себя по животу и загудел:

— Слушай, не найдется ли чего-нибудь перекусить? В поезде не успел пообедать. Где у вас кухня?

И, не дожидаясь ответа, сам пошел на кухню, открыл холодильник, вынул оттуда бутылку пива и жареного цыпленка, приготовленного папе на ужин. Вернулся в комнату и принялся есть и пить, а мне велел читать дальше в одиночку. Но я был до того голодный и до того потрясен переживаниями Ромео и Джульетты, что заикался сильней, чем всегда, и Фальстаф нетерпеливо прервал меня:

— Достаточно! Все ясно…

Умяв всего цыпленка и осушив до дна бутылку, он крякнул и уже спокойнее продолжал:

— Гением тебя, конечно, не назовешь, но ты не огорчайся, гении рождаются в сто лет раз… Я научу тебя хотя бы не заикаться и читать с выражением. Положи книгу. Сейчас я тебе покажу несколько упражнений для дикции. Открой рот пошире и медленно произнеси: «Бла-бла-бла…»

Я широко разинул рот и медленно произнес:

— Бла-бла-бла…

1

Перевод Т. Щепкиной-Куперник.