Вошел как ни в чем не бывало в гостиную, где Черноусый по-прежнему вливал в себя дедушкино вино, послушно сел с ним рядом за стол и стал ужинать. Жутко хотелось есть.
Перед сном мама заставила меня проглотить витамины, пять раз спеть вокализы снизу вверх и сверху вниз, а потом залепила мне уши пластырем.
На другое утро мы покатили в Смолян.
Я был тише воды, ниже травы.
Потому что плазмодий, рохля и слюнтяй.
Часть третья. Битвы в пути
1. Вперед, ко второму туру
Наш старенький «Москвичок» мчал нас со скоростью сто километров в час.
Духотища стояла жуткая, но мама, как и в прошлый раз, не разрешала открыть окно, чтобы я не простудился. Кроме того, она не давала мне откинуться на спинку, чтобы не помялась прическа, и засыпала меня советами, как держаться перед отборочной комиссией, как получше спеть, как улыбаться, и то и дело совала мне в рот чернослив.
Папа мрачно молчал. Поездка в Софию была ему поперек горла, потому что в городе начинались полуфиналы по волейболу, не говоря уж о том, что его издергали непрерывные ссоры с мамой.
Я тоже молчал. И под равномерное гудение двигателя подремывал с открытыми глазами и видел сны… Нет, скорее, не сны, а кошмары (тоже выразительное слово, надо будет его почаще употреблять). Передо мной проходили кошмарные картины того, что пришлось пережить в минувшие дни… Подробно всего описать я не смогу, но расскажу вкратце о событиях, которые разыгрались после приезда Черноусого и письма от Росицы.
На следующее же утро мама объявила тревогу третьей, то есть наивысшей, степени. Она сказала, что вплоть до пятнадцатого мая наша семья все свои силы отдает исключительно моей подготовке; заставила папу позвонить своему начальнику, сказать, что он едет в деревню к тяжело заболевшему отцу (а дедушка совершенно здоров!), и усадила нас в «Москвич», не забыв захватить с собой фотоаппарат и пять кассет с пленкой.
Мы отправились в Смолян.
А я? Как по-вашему, что делал я?
Я позволил делать с собой все, что они хотели. Я был плазмодием, чучелом, куклой, которую дергают за веревочку. Я забыл и думать о Черном Компьютере, «Колокольчиках» и Милене, даже о Машине. И думал только о предстоящей встрече с Росицей пятнадцатого мая и о том, как буду учить ее плавать в водохранилище, как ее накроет волной, а я бесстрашно нырну, вытащу ее на берег и она в награду поцелует меня… Я вздыхал и был счастлив. Одна беда — плавать-то я не умею…
Мы ехали до Смоляна пять часов без передыху и приехали полумертвые от усталости. Но мама немедленно осведомилась, где памятник Орфею, и мы довольно долго проторчали возле него. Памятник нисколько, ну нисколечко не похож на того Орфея, про которого мне столько вдалбливала Лорелея. Тот Орфей был красив, как бог, играл на лире… Смолянский, правда, тоже играет на лире, но он длинный и тощий, как кишка, и совершенно лысый.
— Вот это и есть Орфей? — Мама саркастически засмеялась («саркастически» — тоже интересное слово). — Не Орфей, а узник Освенцима. Обидно, зря проделали такой путь…
Тем не менее она несколько раз сфотографировала памятник с разных точек — «для документации», как она объяснила, словно он тоже будет сниматься в картине.
Мы повернули обратно, даже не пообедав. В Пловдиве заехали в музей — узнать, нет ли там чего об Орфее. Оказалось, есть. Очень красивая античная ваза из той эпохи, когда в этих краях жили фракийцы. На ней изображен Орфей. Сидит на обломке скалы, обалденно красивый и изящный. На нем древнегреческий хитон, он играет на лире, у него черные кудрявые волосы и венок из лесных цветов.
— Вот это другое дело, это настоящий Орфей! — удовлетворенно произнесла Лорелея. И отщелкала всю пленку.
Домой мы вернулись только к вечеру.
Первое, что сделала Лорелея, — заперла дверь в квартиру, ключ спрятала в карман и мой ключ забрала тоже.
— Внимание! — воскликнула она. — До пятнадцатого мая остается всего девять дней. Это самый важный период в нашей жизни. Все эти девять дней Энчо будет сидеть дома. Никуда ни шагу. Цветан будет ходить только на работу и за покупками. На этот раз мы не позволим врагам нарушить мирный процесс нашей подготовки.
— А как же школа? — спросил папа.
— Никакой школы! Энчо еще не оправился от алкогольного отравления. Я уже договорилась с доктором Алексиевым.
Таким образом, я девять дней не выходил из дому. Кроме одного-единственного раза, но об этом позже. Это были жуткие дни, честное слово, самые жуткие за всю мою жизнь.