Прошла к противоположной стене, отделанной разновеликими тёмными камнями, по которым струилась влага. Заметила письмена, разглядывать не стала. Повернулась, стараясь не касаться мокрой поверхности. На экране айфона, увидела фиолетовые всполохи у себя за спиной. Борясь с охватившей меня дрожью, отправила фотку в инстаграм, шагнула вперёд, но почувствовала, как по ногам скользит холодная тварь. Змея?!
Отпрыгнула, и тут же талию опоясал липкий жгут.
– А-а-а-а! – мой визг.
Преодолевая подступающий к горлу ужас, включила камеру и направила на себя. Экран показал, как из тёмной стены вырастают тонкие гибкие руки, тянутся к моему телу, касаясь растрёпанных волос, цепляя плечи. Два толстых щупальца, похожие на ремни, обхватили лодыжки и живот.
– А-а-а-а!!!
Платье на спине намокло. Меня вжимало в стену, поверхность которой оказалась мягкой как пластилин. Многорукое чудище, пачкая слизью, затягивало в толщу податливого камня.
Кнопка! Отец на случай опасности установил экстренный вызов. Я, визжа и вырываясь, давила спасительную кнопку. Раз, другой, третий. Через секунду сотовый выхватили из моих пальцев и швырнули в противоположную стену. Мой розовенький айфончик издал прощальный треск и шлёпнулся на пол, разваливаясь на части.
Я тонула. Спина и затылок погрузились в скользкую хлюпающую массу. Раскинув руки, пыталась удержаться на поверхности. В стороне камень оставался твёрдым, мне удалось замедлить своё исчезновение. Визжать устала, силы уходили на борьбу.
– Мама, мамочка.
Неужели всё? Так глупо закончилась моя жизнь? Мама. Я не знала тебя. Даже слова такого не знала. Ты лишь раз видела розовое существо с припухшими веками, неосознанным взглядом синих глаз. Много бы я дала за то, чтобы ты уловила в этом взгляде любовь и благодарность. Милая, хрупкая женщина подарила мне жизнь, отдав свою. Женщина, верность памяти которой отец хранил десять долгих лет. Мы встретимся, мама? Пришло время?
Сопротивляясь невидимому чудищу, я молилась о том, чтобы оказаться рядом с мамой в сияющем краю.
Что если вздорных девчонок отправляют совсем в другие места? Что если я не увижу маму даже после смерти?!
– Отпусти-и-и-ите, – всхлипывала я, опираясь запястьями на ускользающую твёрдь.
Поздно. Тело погрузилось в холодную массу так, будто я лежала на спине в домашнем бассейне. Хотелось закрыть глаза, а открыть уже там. Перевернуться, доплыть до бортика. Подняться по рельефным ступеням. Взять у фрау большое согретое полотенце.
Мысли вернулись к маме. Я представляла её в белых одеждах, идущей мне навстречу по дорожке золотого песка. Лицо трудно было угадать. Мама вскинула руки. Мне дико захотелось потянуться к ней, но оторвать ладони от стены значило мгновенно булькнуть в скользкие объятья чудовища. Мамочка! Родная! Забери меня отсюда!
Мама не манила, а указывала на кого-то спрятанного тьмой.
Тьма уже здесь. После того как разбился телефон, ни одна искра не освещала склеп. Глаза не видели ничего кроме разноцветных плавающих кругов, возникающих от чрезмерного напряжения. Тьма и тишина. Уши погрузились в стену, как и плечи, ноги, локти.
Я не слышала шагов, но учуяла запах гари за миг до того, как меня ослепило. Зажмурилась. Всё? Конец? Прощайте! Папа… Грета… подруги… прощайте все! Судорожно глотала воздух – затхлый, сырой, наполнившийся чадом. Что это? Я ещё…
Приоткрыла веки, щурилась ослеплённая. Едва различила тонкую женскую фигуру, воздевшую руку с факелом. Просипела:
– Ма-а-а-ма-а.
Глаза привыкали к свету, ко мне постепенно возвращалась способность мыслить. Рыжая! Она! Как?
Хватка чудища ослабла. Отцовская жена, глядя поверх меня вглубь стены, с яростным выражением лица шевелила губами. Слов я не слышала. Собрав остатки сил, толкалась, вытягивая тело из упругой массы. Аделаида подала руку. Мне было страшно отнять ладонь от стены и ухватиться. Глаза мои расширились так, что стало больно. Аделаида, продолжая гневно говорить неслышные слова, шагнула ближе, ухватила моё запястье и потянула. Мерзкие объятья многорукого чудища ослабли. Я вынырнула, кинулась к рыжей. Обвив её талию перепачканными руками, прижалась к тёплому боку, и лишь теперь услышала слова, обращённые во тьму:
– Как вы посмели нарушить договор?
– Будеш-ш-ш-шь долж-ш-ш-шна…– шипела стена.
– Нет! – потрясала факелом Аделаида. – Это вы, мерзкие твари, заплатите за свой проступок!
– Кто эта девч-щ-щ-щонка? Кто она тс-с-себе?
Я глянула на стену. Тонкие руки-щупальца почти всосал камень, две толстые заметно укоротились. Я задрожала всем телом, услышав слова женщины, которую обнимала:
– Это моя дочь! Вы не смеете её трогать! – Она крепче обхватила меня.
– Прос-с-сти… не з-с-снали, – сипела стена.
Поверхность стала гладкой, лишь письмена чуть-чуть сияли фиолетовым.
– Идём, дочка.
Рыжая развернула меня и повела к выходу. Я всё плотнее прижималась к ней и повторяла как заклинание:
– Мама, мамочка.
Брошенный в лужу факел зашипел и погас. Свежий воздух заполнил бронхи, ветерок приятно обдувал лицо, в мокром платье стало холодно. Рыжая укутала меня ажурной шалью и снова прижала к себе.
– Потерпи, доченька, сейчас машина будет.
Мы шли к воротам. Усыпанное звёздами небо представлялось мне гигантским щитом, оберегающим от зла и глупости.
– Как ты узнала? – спросила я, наконец.
– Ты всё для этого сделала.
Я, даже не глядя на её лицо, почувствовала улыбку.
У ворот кладбища, вспыхивали проблесковые маячки машин ЧОПа. Мы остановились, как по команде прикрыли глаза ладонями, защищаясь от света.
– Аделаида Тихоновна? – спросил незнакомый баритон, – с вашей дочерью всё в порядке?
– Теперь в порядке, – ответила рыжая, – отведите фонарь, пожалуйста.
– Извините. – Луч перестал бить в глаза. – Что произошло?
– Графский склеп надо бы замуровать, – строго сказала Аделаида, – ребёнок провалился.
Я почувствовала, как она кивнула в мою сторону.
– Да-да. – Мужчина склонился ко мне: – как ты, детка?
В другое время я бы ответила! Но сейчас отваги хватило лишь на то, что бы едва заметно шевельнуть плечом.
На предложение отвезти нас домой Аделаида сказала, что за нами едут, кивнув на приближающуюся машину. Чоповцы смотались. Михалыч – наш водитель – затормозил, выскочил и распахнул заднюю дверь.
– Как ты добралась быстрее всех? – спросила я, когда мы с Аделаидой уселись рядышком.
– На метле, – без шутливого оттенка отозвалась рыжая.
– Я бы полетала, – мечтательно произнесла я.
– Холодно.
Михалыч врубил обогрев салона. Я дремала, чуть слышно повторяя, чтобы не забыть:
– Мама… мама.
– Что такое, Лолочка?
– Айфон разбился. Жаль. Папин подарок.
– Вот, держи.
На маминой ладони лежал мой айфончик, целый и невредимый. Как хорошо. Я тихонько засмеялась, засыпая.