Федор Филимонович хмыкнул, но продолжил тщательно записывать показания.
— Только начал, как в туалет зашёл неизвестный и тут же включил рацию. Помехи были сильные, да и говорил он тихо, но я слышал про планируемый подрыв, утро и отчество. Но я точно не уверен, что правильно расслышал, так что это писать, наверное, не нужно.
— Да, Костя, блин, — поморщился Мышкин. — Ты из-за сортира, что ли, стесняешься? Ты бы знал, сколько мы в них интересного узнали! Давай говори, что услышал, я помечу, что «вроде как».
— Ну, хорошо. — Костя вздохнул… — Имя я точно не расслышал, но отчество или кличка исполнителя точно Степанович и он собирается всё сделать утром…
Логика нас не подвела, и ремонт дороги шёл и возле усадьбы Синицына. Правда, жучки мне подсказали, что здесь им занимались действительно в основном рабочие.
Сам же граф хоть и нехотя, но согласился выйти и поговорить со мной прямо к воротам.
— Ну как же так, голубчик? — протягивая мне руку, укоризненно покачал уже лысеющей головой полноватый пятидесятилетний мужчина. — Мало того что приехали на три недели позже, чем я вас ждал. Так ещё даже на обед не хотите зайти. А у нас, между прочим, сегодня свежая кабанятина!
— Прошу прощения, Борис Евгеньевич! — пожал плечами я. — Всё собирался, да дел невпроворот.
— Эх, молодость, молодость! — засовывая руки в большие карманы глубокого кожаного плаща, поцокал языком хозяин усадьбы. — Мне бы с моими нынешними мозгами да вашу бы энергию!
— Да ладно вам прибедняться, ваше сиятельство. — Я кивнул в сторону ревущей и активно роющей дорогу строительной техники. — Вон какую активность развели.
— Так это не я, — развёл руками граф. — Это наш с вами новый сосед граф Воронцов.
— Да? — Я удивлённо поднял бровь. — И зачем бы ему вашу дорогу ремонтировать?
— Да он тоже относительно меня молодой ещё, — рассмеялся собеседник и провёл рукой, приглаживая на лысину остатки тёмных волос. — Он мне тут такой план обустройства нашего района разрисовал, одно загляденье. А мне чего, я только за. Тем более что за его счёт.
— А ничего, что он перекрыл обе дороги в Усмань?
— Так ненадолго же! У нас по договору он за месяц всё сделать обещал.
— Месяц? — Я впустил в голос раздражение. — А что мы есть в это время будем?
— Да полно вам! — выдохнул Синицын. — У вас же вообще дороги, считай, и не было совсем недавно. Жили же как-то люди.
— У меня стройка.
— А… — Граф снова поцокал языком. — Вы меня извините, Дмитрий Николаевич, вот честно, вообще о вас не думал, когда договор подписывал. Наверное, подсознательно я посчитал, что вы договорились с Воронцовым, и он вам предоставит возможность ездить в обход.
— Даже тропинки не оставил.
— Даже так?.. Это плохо, конечно. А вы знаете что? — Собеседника «вдруг» осенила идея. — Давайте я с ним поговорю! Думаю, через недельку он сможет уже открыть проезд. А пока я вам могу свои материалы дать. Там у меня что-то завалялось на складах. Да и с едой помогу.
— А теперь давайте начистоту, Борис Евгеньевич. — Я убедился, что рядом никого нет, но на всякий случай всё равно установил звуконепроницаемый барьер. — Вы не боитесь, что поставили не на ту лошадь?
— О чём вы, Дмитрий Николаевич⁈ — «недоуменно» широко распахнул глаза Синицын.
— О том, что усадьба графа Пантелеева приносит владельцам неудачу. Недавно умер её прошлый владелец, а совсем скоро что-то может случиться и с нынешним. А ещё о том, что я очень хорошо запоминаю добро и зло. И если первую ошибку могу списать на глупость, то за вторую стребую компенсацию в полном объёме.
— Да неужто вы мне угрожаете, Дмитрий Нико… Ай!
Граф вдруг подпрыгнул на месте, а из глубокого кармана его длинного кожаного плаща показался дымок.
— Что случилось? — вскинул брови я. — Что там у вас сгорело?
— Да ничего, — смешался хозяин усадьбы и замолотил рукой по карману. — Трубку, должно быть, забыл потушить.
— А может, диктофончик сломался?
— Какой диктофончик?.. — Синицын заозирался и с облегчением увидел спешащих к нему телохранителей. — Так о чём мы говорили?
— Пусть люди подождут. — Я вложил в голос угрозу. — Я почти закончил.
— Стойте там! — Граф махнул рукой, и хоть его из-за барьера не услышали, но жест поняли.
— Так вот, Борис Евгеньевич, — я не отрываясь смотрел в светло-карие глаза графа. — У вас есть только один шанс показать, что вы сознали свою ошибку.
— Я попрошу вас сменить тон…
— И вы поймёте, когда этот шанс появится. Подумайте ещё раз.