Я смотрела в глаза старику так многозначительно, как только могла, и это произвело все-таки свое действие: Николай Семенович стал заикаться еще больше, долго моргал глазами и наконец проговорил;
— Она пишала, что вы привежете мой шемоданшик...
Светлана с недоумением посмотрела на миниатюрный сверточек, который мы привезли Николаю Семеновичу и в котором никак не мог бы уместиться самый ничтожный чемоданчик, но все-таки первая опасность, кажется, миновала...
Николай Семенович пригласил нас в кабинет, в котором была масса книг, карт и чертежей, очень похожих на груши и морковки...
— Кажется, вы гидролог? — спросила я Николая Семеновича. — Представьте, какое совпадение: мы с дочерью тоже имеем отношение к этой специальности, поскольку Света решила поступить на гидрологический факультет, а я... я ее мама...
— О! — произнес старик. — Ражве можно такой милой девушке приобретать такую шпециальность? Немышлимо!
—- Вот как? — спросила я. — В чем же дело? Поясните нам, пожалуйста, в чем дело.
— Могу! Холод, шнег и ледяная вода, ревматизм и шобашья жизнь!
— Какая? — переспросила я, чувствуя, что в этом концерте мне должна принадлежать роль дирижера.
— Шобашья! — повторил Николай Семенович громко, почти вскрикнул. — Надеюшь, вы знаете такое животное — шобаку?
— Ну, можно ведь работать и на одном месте? Не обязательно путешествовать, — заступилась я за специальность гидролога.
— Шидеть на одном меште — на одной гидрологичешкой штанции — это ошень шкушно... А работать в экшпедициях — это невозможно, я уже шкаэал...
— Я буду работать только в экспедициях, — сказала Света, разглядывая корешки книг. — И нигде больше.
— Моя дорогая! — снова поднял голос Николай Семенович, на этот раз вложив в свои слова очень строгое и поучительное звучание. — Будь я начальником экшпедиции, я попрошту не взял бы ваш ш шобой. И только. Я оберегал бы дело, которое мне поручено, и молодую, еще не окрепшую жизнь.
«Ого! — подумала я. — Николай Семенович был когда-то начальником, не приходится в этом сомневаться... Когда он говорит строго, он даже меньше шамкает...»
Я взглянула на Светочку. Она сидела в глубоком кресле у окна, огорченная и сердитая... Что-то она ответит старику? Долго ждать не пришлось, — Света сказала:
— А я бы не стала спрашивать, хотят меня взять в экспедицию или не хотят, а поехала бы, и все. Когда я буду гидрологом, никто не будет вправе отказать мне.
Кажется, от меня ускользала роль дирижера. Я не успела даже пояснить Светлане в тактичной форме, что нельзя так разговаривать со взрослыми, тем более с такими взрослыми, которые ничего не хотят для нее, кроме добра, как Николай Семенович кивнул головой, откашлялся, сделал попытку расчесать рукой волосы на своей голове и проговорил:
— Не будем шшориться, моя дорогая... На крайний шлучай, есть ведь еще и теория гидрологии, займитесь теорией... Первая печатная книга, изданная в России, уже имела отношение к гидрологии... Наш великий ученый Александр Иванович Воейков установил, что реки — продукт климата, и с тех пор гидрология обрела научную основу... Нашему и вашему поколению гидрологов надлежит установить точные связи между осадками, стоком и испарением в природе... Это огромная задача, и тебе, детка, найдется, где приложить свои силы... Я вижу, ты хочешь знать кое-что о гидрологии. Изволь...
Через полчаса я знала, что река Амазонка несет больше воды, чем все вместе взятые реки Европы, — сто двадцать тысяч кубических метров в секунду, или три тысячи двести кубических километров в год, что она имеет более ста судоходных притоков, что в Норвегии есть река, в которую с каждого прилегающего квадратного километра суши стекает слой воды толщиной в шесть с половиной метров, что в Индии есть местечко Черрапунджи, где выпадает до двадцати трех метров осадков в год, а 14 июня 1876 года там выпал ливень, который дал слой воды более метра, что объем Куйбышевского водохранилища в сорок раз больше, чем объем всех построек Москвы, что есть реки, которые текут то в одну, то в другую сторону, что в Советском Союзе более ста пяти тысяч рек длиною свыше пятидесяти километров и все их нужно изучать.
Я слушала все это, теперь уже совершенно не замечая шамканья Николая Семеновича и боясь взглянуть на Свету. А когда я все-таки взглянула на нее, она вся сияла таким радостным вниманием, которого я, родная мать, никогда не видела на ее лице...
Я еще попыталась вмешаться в разговор.
— Скажите, пожалуйста, Николай Семенович, — спросила я, — из ваших знакомых гидрологов утонул кто-нибудь?