— У нас нет будущего, Филипп, — услышал от неё в подтверждение своих догадок. — Я никогда не забуду и всегда буду помнить тебя.
Она замолчала. Он ждал.
— Никто не виноват, Филипп. Просто так случилось. И мне нужно как-то жить дальше.
Филипп обошёл её, подошёл к окну, а потом, развернувшись, присел на подоконник.
— А чем я тебе мешаю? — спокойно спросил он. Юля села на поломанный диван, скрестив руки на груди. — Если бы было всё так просто, Юль, — продолжил, глядя ей в глаза, — ты, конечно, молодец. Всё решила за всех, за меня. Несколько часов назад ты рыдала у меня на груди и была готова принять любую помощь, а теперь решила дать мне пинка под зад?
Вдруг Филипп рассмеялся. Юля смотрела на него и не понимала, что так его рассмешило. Он отошёл от подоконника, взял стул и поставил перед ней. Сел верхом, облокотившись на спинку и стал очень серьёзным.
— Я встал на собственные грабли и получаю по заслугам, верно? Ты решила мне преподать жизненный урок?
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, Филипп.
Он снова коротко рассмеялся.
— Я причинил много зла, я не идеален и ты знала об этом. У меня было много женщин, самых разных и я относился к ним, как к чему-то второсортному. Ко всем, кроме тебя. Можешь послать меня — я уйду и не буду тебе напоминать о себе, но у меня всего лишь один вопрос. Если ты ответишь на него честно, то я сделаю то, что ты хочешь. Согласна?
Он заметил, что Юлька немного занервничала, но потом всё же кивнула. Филипп, пристально глядя ей в глаза, чётко произнёс:
— Почему ты примчалась в суд?
Он видел, что девушка не ожидала такого вопроса и пыталась совладать с собой. Потом резко встала с дивана, но Филипп, оттолкнув стул, преградил ей путь к побегу. Они стояли рядом и он видел, как она испугана и решил дожимать.
— Ты обещала честный ответ. Я жду.
Юля вздохнула, потом поднесла руку к лицу, заправила прядь волос за ухо.
— Я… я испугалась.
— Испугалась? Чего именно? Что я действительно убил эту девочку?
Она отрицательно покачала головой и тихо прошептала:
— Ты бы не смог убить человека…
— Уверена? Ты так хорошо меня знаешь? — он чуть тронул рукой её волосы. — Так чего ты испугалась?
— Я испугалась, что больше никогда не увижу тебя.
— А теперь тебя не пугает то, что ты можешь больше никогда не увидеть меня?
— Я ответила уже больше, чем на один вопрос.
Филипп тихо рассмеялся, откинув голову назад.
— Подари мне одну ночь. Ночь, с тобой прежней. Ночь с той Юлей, которая любила осликов, с той, которая умела зажигать звёзды, с той, которая любила меня, таким какой я есть…
— И потом ты уедешь? — спросила чуть слышно.
— Да, уеду.
Она взяла его за руку и вывела из квартиры, закрыв дверь. Потом они медленно, не отпуская друг друга, поднимались по лестничному пролёту. Филипп понял, что Юля хочет вернуться туда, где они были счастливы: “Она хочет клин клином вышибить, как говорят русские. Ну что же, посмотрим чья возьмёт…”
Только они вошли в квартиру, Филипп захлопнул дверь и, развернув Юлию к себе, прижал к мягкой обивке. Взял руками её лицо, прижался лбом, а потом нашёл губы, такие мягкие, послушные, нежные, не просящие ничего взамен, отдающие себя без остатка. Её пальцы вцепились в джемпер, она хотела почувствовать тепло его кожи и стала стягивать с него одежду. Филипп подхватил её на руки и понёс в спальню. Кинул на кровать, встал напротив и медленно снял свитер, потом такими же неторопливыми движениями расстегнул пуговицы рубашки, сначала на рукавах, а потом на груди, затем его руки спустились к ремню…
Юля, подобравшись к изголовью, не сводила с него глаз. Он был так прекрасен в своей наготе. Это больше, чем просто секс, больше, чем желание обладать, больше, чем просто обнажённое тело. Она чувствовала что-то такое, что не смогла бы описать словами, но в этот момент поняла, что он будто бы её часть, словно он отделился от неё и доказывает, что она не сможет существовать без него.
Они смотрели глаза в глаза и понимали друг друга без слов. Юля осознала, как будет больно и невыносимо жить без него, зажала рот двумя руками, чтобы сдержать крик и не расплакаться. Филипп покачал головой и тихо приказал:
— Не смей реветь. Раздевайся.
А она боялась открыть лицо.
— Убери их, Юля. Встань. Встань, не заставляй меня применять силу.
Она послушно встала с кровати.
— Снимай свитер.
Он видел, как девушка глубоко вздохнула, как дрожащими руками хотела стащить свитер через голову, но остановилась, потом освободила руки, вытянув сначала одну через рукав, затем вторую, а потом уже стянула окончательно.
— Молодец, теперь футболку.
Футболка упала к её ногам, сверху на свитер.
— Теперь джинсы.
Он видел, какими деревянными были её пальцы, как она с трудом расстегнула верхнюю пуговицу, но потом остановилась.
— Что случилось? — спросил Филипп. — Я не говорил останавливаться.
Юля чуть помолчала, что-то обдумывая, видимо подбирала слова, решая, как правильно сказать.
— Только не надо меня жалеть.
— Я и не собирался. И вообще, жалеть тебя стоит последним пунктом в списке того, что я собираюсь с тобой делать…
Он схватил её за руку и одним движением прижал к себе…
Эпилог
Scania
Она мчалась по Тавриде, пропуская диарейщиков и обгоняя тошнотиков, следуя правилу “трёх Д”. Когда она впервые увидела ту, которую будет возить, то не поверила своим глазам. Это же легенда!!! Причём она была уверена, что выдуманная легенда. Но увидев перед собой девчушку, и узнав её по тем разговорам между своими, была несказанно удивлена и рада!
И сразу поняла, что они сработаются, уж женщина женщину всегда поймёт, а так как ей приходилось работать в мужском коллективе и иногда отстаивать своё место под солнцем, то она верила в женскую дружбу и солидарность. А теперь их двоё! Отлично!
Они мотались по всей Тавриде назад и вперёд, объездили почти все районы, города и веси. И было просто всё "Зашибись!", как говорил её прежний водитель Игорёша, правда, немножко по-другому говорил, но смысл был тот же.
Как же долго пришлось привыкать к выразительному русскому языку, ей, с европейским-то оснащением и менталитетом!
Только сошедшая с конвейера, напуганная жуткими страшилками о России, Сибири, об аннексированных территориях, она сразу, что называется, попала "с корабля на бал". Её, такую ещё новенькую, необъезженную, неопытную погрузили и отправили в этот самый «санкционный Крым». Где это? Что это? Она не знала даже, что значит «санкционный». Звучало, как «инфекционный». Подружки по несчастью только подливали масла в огонь своими жуткими историями о «зелёных человечках», «спецназе», «аннексии». “АнНексия” — это что же, “избавление от “Нексии”? Слова-то какие страшные!!! Min Gud, Deus ex machina! А ну как у них там ещё и “Ан-Скания” есть? И вот она туда как раз и попадает!
«Там хоть тепло?» — спрашивала она своих, но те только пожимали бамперами и тихонько начинали вибрировать от страха даже на холостых оборотах.
И как же она была приятно удивлена, когда увидела море, горы, солнце! Если это и есть Сибирь, то она согласна! А если аннексированный Крым, то и подавно. Да и враки это всё, вон их полно тут везде, “Нексий” этих, никто даже не думал от них избавляться! Россия ей однозначно начинала нравиться. И вот сейчас они вдвоём мчатся по этой замечательной дороге, вокруг горы, покрытые можжевеловыми зарослями, где-то внизу журчат прохладные речки, струятся серебряные водопады, лошадки, коровки… Красота неимоверная!
О-о-о, кто это у нас на обочине? Фу-у-у, Камаз. Не любила она этих Камазов. Как-то одна “Шкода” про них высказалась: “Родился КамАЗом — быть тебе вонючкой” Или это “Татра” сказала? Да, неважно. Грубые они, эти КамАЗы. Ну, такие же наглые, ну такие нахальные!!! Словно они… как Игорёша говорил? «Пупы Земли»? Точно, «пупы Земли». Вот и этот — весь такой жёлтый, хромированные трубы, а номер грязный, заляпанный. Фу! А чего это мы тормозим?