Однако Максим быстро кончает. Даже слишком быстро. А всё потому, что сам он уже давно не принимал никакой дури, и его ощущения от проникновения в сжатый зад ничем не приукрашены и не замутнены, к тому же… да, он заранее немного завёлся. Иначе зачем бы вообще стал снимать штаны?
Высвободив член и брезгливо стащив презерватив, метким броском Максим отправляет его в унитаз, переступает через торчка на полу, на этот раз как следует наступив на него, и наконец-то выдёргивает из воды двух всё ещё сцепленных парней, нижний из которых уже не подаёт признаков жизни, а другой первым делом хватается за свою спину, размазывая кровь.
– Му-му-му-му-му-му-муд…
У заики никак не получается произнести слово до конца. Кажется, это слово: «мудила».
Максим хмыкает и отступает назад в коридор.
Торчок-заика порывается кинуться за ним, но небрежный пинок в живот, больше похожий на лёгкий толчок, уже отправляет возмущённого объебоса искупаться. Его едва успевший вылезти из ванны друг зачем-то бросается к раковине… и вот уже идёт на Максима с окровавленным осколком стекла.
Этот парень чем-то даже смахивает на зомби: синюшная кожа, безумный взгляд, крупные мурашки по всему телу от купания в холодной воде и стучащие зубы…
– Поранишься, – предупреждает его Максим.
И вдруг чувствует движение за спиной.
Оборачивается.
Склонив голову, он пытается понять, что именно собирался сделать пирсингованый, подняв руки. Схватить его? Правда?
– Уверен, что хватит сил?
В этот момент нарик с «розочкой» приближается достаточно, чтобы даже выброшенный вслепую локоть уверенно попал в его солнечное сплетение и заставил согнуться пополам.
Аккуратно забрав из ослабевших пальцев опасный осколок, Максим кивает вглубь коридоре.
– Выметайтесь.
Пирсингованый понуро опускает руки.
– Что случилось, Максон? Ведь всё так хорошо шло…
– Может, в другой раз продолжим, – хмыкает Макс, игнорируя более злобные взгляды со стороны оставшихся троих.
Их зубы стучат, ноги еле держат, но в глаза светится обещание скорой расправы. Однако… да, уже через несколько дней они снова будут лебезить и стелиться, стоит только поманить бухлом и дешёвой дурью. И судя по тому, как один за другим торчки направляются в сторону выхода – они и сами это прекрасно понимают, даже своими окисленными мозгами.
«Отбросы».
Скоро хлопает дверь, и в провонявшей квартире становится уже не так многолюдно.
Максим заходит в комнату, подходит к всё ещё открытому настежь окну и срывает каким-то чудом дожившую до этого дня плотную штору, потом возвращается в ванную и помогает дрыщу принять сидячее положение. Коврик на полу давно промок насквозь и смялся, но сидеть на нём всё же удобнее, чем на голом кафеле… а из шторы получается весьма дерьмовое полотенце. Однако дрыщ благодарно укутывается в неё.
– Спасибо…
– Доволен?
Максим тоже сидит на полу, чувствуя, как с каждым мгновение его брюки и трусы промокают всё больше.
– Хха-а…
Кажется, у дрыща недостаточно сил для разговора.
– Хочешь есть?
Тот вяло мотает головой и еле заметно указывает подбородком на раковину. Максим вздыхает и поднимается. Умело готовит дозу. Вену на руке находит со второго раза – благо, они (вены) у дрыща ещё не все успели омертветь, и до всяких извращений, типа уколов в пяточную кость, далеко.
Впрочем, не факт, этот дрыщ проживёт достаточно долго, чтобы столкнуться с проблемой поиска вен.
Но это не то, что должно волновать кого-то, вроде Максима. Он просто даёт ему то, чего парень хочет сам. Естественно, не безвозмездно – на его долю тоже хватает если не «веселья», то по крайней мере «не-совсем-скуки».
После инъекции дрыщ расслаблено откидывается затылком на край ванны. Его ладони изрезаны стеклом и кровоточат, тонкие губы сморщены, под нижними веками залегли сизые тени, мокрые волосы почти прозрачны, а светло-розовая радужка глаз кажется болезненно мутной. Альбинос. С детства не способный похвастаться крепким здоровьем, но зачем-то ступивший на короткую дорожку.
Его зовут Ринат.
– Какое сегодня число?..
– Тридцатое.
– Ноября?
– Ага.
– Скоро экзамены… слушай, когда ты в последний раз был на парах?
Внезапный вопрос ставит Максима в тупик. Почесав подбородок, он неуверенно отвечает:
– В прошлом году?..
– Учебном? – дрыщ уже успел закрыть глаза, но теперь снова их открывает, с тревогой всматриваясь в перегородивший проём двери силуэт. – Тебя что, отчислили?
– Ну я же не ты.
– А… ну да…
Ринат снова устало закрывает глаза. Наркотик должен был взбодрить его, однако, похоже, он слишком для этого истощён.
– Засыпаешь?
– Не-а…
Тяжело вздохнув, Максим снова поднимается на ноги и несколько секунд смотрит на закутанное в штору костлявое тело… а потом относит его в комнату и укладывает на диван.
Здесь меньше воняет и больше свежего воздуха.
Зубы Рината тут же принимаются отбивать стаккато, однако лицо немного розовеет.
– С-спасибо…
– Не благодари, – Максим снова закуривает и отходит к окну. – Ты прекрасно знаешь, почему я это делаю.
– З-знаю… у н-нас д-договор… я не сдохну и н-не пов-вешу на т-тебя т-труп…
– Мы договаривались не только об этом.
В комнате повисает тишина, лишь с улицы долетают металлические скрипы и кашель отказывающихся заводиться кляч.
Наконец Ринат очень тихо спрашивает:
– Ч-что ты имеешь в виду?
– Что мне нет никакого интереса наблюдать за бревном.
В этот раз молчание длится значительно дольше – Максим успевает выкурить две сигареты подряд. Вернувшись к дивану и убедившись, что Ринат смотрит широко открытыми глазами в подрагивающую чёрно-белую заставку «Марио» в телевизоре, он садится на край, подтыкает штору под белоснежные ступни и снова берётся за джойстик.
– Ты собираешься меня бросить? – через какое-то время раздаётся в комнате слабый голос.
– А зачем я тебе? – маленький человечек на экране вяло перескакивает с одной трубы на другую. – Не думаю, что тебе так уж нужна моя помощь в поиске мусора вроде тех ребят. Они бы согласились трахнуть тебя и без дури, а может даже сами угостили бы дозой.
До Максима доносится шуршание ткани, только не понятно, кивает Ринат или наоборот – мотает головой.
– С тобой безопасно.
«Безопасно?»
Почему-то это слово врезается в мозг, словно острая бритва, а перед глазами начинают мелькать многочисленные марафоны, в которых Рината рвали, ломали рёбра, выворачивали суставы, заставляли выблёвывать желудок и задыхаться от удавок и запихнутых слишком глубоко и надолго хуев, кормили сутками одной только спермой и не давали испражняться, резали и мочились на раны, выкидывали посреди ночи на улицу голышом или заставляли вылизывать себя и…
«Безопасно?»
– Ха-ха… Ха-ха-ха-ха!
Максим не может ничего с собой поделать – смех рвётся из него, словно рвота. Бедного «Марио» сжигает очередной дракон в очередном замке. Ринат отворачивается к спинке дивана и укрывается с головой.
Через некоторое время Максим устаёт смеяться. Игра ему тоже надоедает. Из-под шторы не доносится больше ни звука, но потёртая, когда-то блестящая, коричневая ткань еле заметно вздымается в довольно размеренном ритме. Понаблюдав за этим немного, Максим аккуратно встаёт с дивана и выходит в коридор, обувается, накидывает куртку и покидает квартиру.
Его путь лежит в ближайшую аптеку, а потом в магазин. Но до магазина Максим не доходит, остановившись напротив витрины и уставившись на своё отражение, он долго стоит, рассматривая тёмную фигуру.
«Ринату нужна психиатрическая помощь… Почему я позволяю ему падать всё глубже? Почему позволяю падать себе? Ведь всё, что от меня требуется – это сообщить, куда следует, да отсыпать деньжат… и можно будет назваться добропорядочным человеком. Но я продолжаю, словно гиена, следовать за ним, дожидаясь неизвестно чего и лишь подталкивая к неизбежному концу…»