На ватных ногах он выходит из палаты и приваливается к стене.
Стоящая там же Надежда наоборот заходит в палату и перекидывается парой слов с медсестрой. Вроде бы на иврите. После чего возвращается к Алексу:
– Её перевели из реанимации час назад. Состояние стабилизировалось, но чтобы прийти в норму, понадобится ещё какое-то время… несколько дней. Врач обещал, что уже через неделю она сможет встать сама.
– Уже через неделю?
Алекс боится заглядывать снова в палату, перед его глазами всё ещё стоит болезненно-бледное, почти серое лицо матери.
– Да. Но ей нужна поддержка. Хорошо, что ты приехал. В конце концов, ты её смысл жизни.
Что он должен на это ответить? Кивнув, Алекс вздыхает и переводит взгляд на Максима. Тот не выглядит шокированным. Но очень задумчивым, полностью погружённым в себя. Или это его реакция на такое количество женщин поблизости?
– Макс?
– М-м? – тут же откликается тот.
– Ты в порядке?
– Эм… я? А что со мной? – он неуверенно улыбается. – С твоей мамой всё будет хорошо. Врачи не дают напрасных прогнозов.
– Гмн…
Выйдя из больницы, Алекс всё ещё замечает странную задумчивость Максима, однако тот ничего не говорит. С одной стороны, Алексу есть о чём поволноваться и без этого, однако его мозг почему-то концентрируется именно на поведение Максима. Возможно потому, что если Алекс начнёт думать о маме, в его голову полезут только самые страшные мысли… оптимистичный прогноз врачей – это, конечно, здорово, но вид матери напугал его просто до чёртиков.
Солнце начинает клониться к закату.
Вызванное такси увозит их снова на море, но Алекс замечает, что они едут куда-то не туда, только когда за окном пропадают многоэтажки и появляются поля и небольшие коттеджи.
И вот машина тормозит у почти знакомой заасфальтированной площадки… однако Максим вдруг произносит несколько слов на иврите, и такси вновь трогается с места. Но увозит их не так уж и далеко, даже не понятно, зачем нужно было проезжать эти два или три лишних километра, потому что вид вокруг ничем не отличается от предыдущего места остановки. Но выбравшись наружу, Алекс не спрашивает ни о чём и молча следует за таким же немногословным Максимом до самого моря, и только дойдя до обрыва, понимает, что это не пляж – внизу нет полоски песка, волны бьются об острые камни под самым склоном.
Максим опускается на пожухлую от жары траву, Алекс садится рядом. Не то чтобы он не заметил величаво застывшего на горизонте солнца, уже начавшего погружаться в море, но красота и даже какая-то торжественность этой картины проникают в его душу не сразу – однако чем дольше Алекс смотрит на садящееся солнце, тем в большее спокойствие приходят его мысли. И хотя Максим продолжает о чём-то думать, Алекс терпеливо ждёт, когда тот сам решится заговорить.
Ведь им совершенно некуда торопиться.
Но постепенно всякая мелочь, заползающая на руки и под штанины, а так же жужжащая мошкара отвлекают Алекса от огромного оранжевого солнца, кажущегося раскалённым металлическим диском, уже наполовину погрузившимся в потемневшие воды и будто бы начавшим в них растворяться. Когда Алекс убивает на себе уже десятого комара, Максим вдруг произносит:
– Мне надо будет уехать.
«Что?.. Зачем?!» – вроде бы установившееся в душе спокойствие тут же взрывается под напором панических мыслей. – «Так он меня не простил? И хочет расстаться? Или найти Григория и проучить? Или вид мамы так его напугал, что он…»
Как вдруг неожиданная догадка снисходит на Алекса, подобно гениальному озарению:
– Ты вспомнил о своей маме?
В ответ Максим опускает голову, глядя на маленькую божью коровку, старательно карабкающуюся по чёрной сетке его бандажа.
– Прошло… сколько? Двадцать лет? – продолжает Алекс тише.
– Больше, – Максим вздыхает. – Где-то двадцать семь или восемь лет она уже в психушке.
– Ты навещал её? Я имею в виду, после того раза, когда отец отвёз тебя к ней?
– М-м…
Неопределённое мычание, не похожее на отрицание, но и не слишком уверенное для утвердительного ответа.
– Хочешь её забрать?
В этот раз Максим кивает. Букашка уже почти забралась под его бандаж, так что он перегораживает ей путь пальцем, а когда красно-чёрный жучок перебирается на внезапно возникшее препятствие, вытягивает руку, словно указывая на солнце. Божья коровка некоторое время думает, прежде чем расправить крылья и улететь, а в голове Алекса тем временем со скоростью света проносятся самые разные мысли: от полного отрицания, до осознания себя настоящим убожеством. Ведь если бы речь шла о маме самого Алекса…
– Мне придётся ненадолго вернуться в Москву, – снова заговаривает Максим. – Но если хочешь, я могу дождаться, когда твоя мама поправиться, и вы с ней вернётесь в Россию…
– Не надо, – взяв себя в руки, Алекс мотает головой. – Ты не должен из-за нас откладывать свои дела.
В ответ Максим снова вздыхает. Но тяжелее, чем до этого. Алекс даже представить не может, что именно тот сейчас чувствует, однако…
– Да уж… я столько раз уже откладывал…
– Всё будет хорошо, – Алекс возвращает Максиму слова, сказанные им недавно.
Ещё какое-то время они сидят в закатных лучах, пока солнце окончательно не скрывается из вида, оставив лишь горящую огненную полосу на самой кромке горизонта. Потом возвращаются к дороге и дожидаются автобус. Добравшись до города, Максим проводит Алекса по многочисленным, ещё открытым лавкам уличного питания, практически заставляя его попробовать то странное мороженное, то какую-то выпечку, то снова хрустящие шарики… а потом увозит домой.
Никакого секса на прощание, никаких обещаний перед расставанием – пусть и на время.
Максим не берёт с собой сумку, только достаёт из неё документы.
– Я провожу?
Алексу хочется побыть с ним хотя бы до утра. И в то же время он понимает, что Максиму нелегко далось его решение… и если тот задержится, то всё равно мыслями будет где-то далеко.
– Не надо… кто знает, какие неприятности ты подцепишь по дороге из аэропорта? – Максим явно заставляет себя ухмыльнуться.
– И правда, – Алекс не спорит.
И просто закрывает за ним дверь.
Проходит всего двадцать часов, когда его телефон вдруг оживает, и на экране высвечивается: «Max Last».
– Как дела? Как мама? – голос Максима немного заглушён, и всё же кажется совершенно бесцветным.
– Получше, а как твоя?
Алекс готовится услышать любой ответ. Но только не тот, который слышит на самом деле:
– Моя… моя умерла. Джеф, она умерла двадцать пять лет назад!
Глава 53. Я ведь ещё увижу тебя?
****
Тeлефoнный звонок зacтал Алекса посреди изучения карты города и транспортных линий. Cегодня, в отличие от предыдущих дней, он решил добраться до больницы на автобусе: во-первых, так дешевле, а во-вторых… у него всё равно не получится расплатиться с такси. Днём Алекс обошёл шесть обменных пунктов – и ни в одном его рубли почему-то не пожелали обменять на шекели. Доллары – другой разговор. Hо где их возьмёшь, когда и с рублями-то напряжёнка?
K сожалению, вчера ему даже в голову не пришло попросить денег у Макса.
Хорошо, что Надежда с утра оставила у зеркала несколько красных бумажек, оказавшихся какими-то «новыми израильскими» шекелями.
Но всего несколько. Которые Алекс мысленно пообещал вернуть, как только найдёт, куда пристроить свои жалкие деревянные. И всё же, похоже, ему придётся попросить Надежду взять их общее пропитания на себя…
«Чёрт…»
Сидеть на шее у постороннего человека никогда не было пределом его мечтаний. Поэтому увидев высветившееся на дисплее смартфона имя, Алекс на миг замер, борясь с самим с собой… Попросить у Макса или не попросить? Но ведь у кого-то просить всё равно придётся, даже если очень стыдно это делать. Так что вопрос скорее в том, перед кем ему будет стыдно меньше?