К тому же, в его голове не перестают крутиться разные отвлечённые мысли, вроде того, как и о чём сейчас разговаривает Максим со своим отцом.
Однако подвести итог словам врача Алекс всё же способен: ещё рано окончательно делать какие-то выводы, но в целом операцию можно считать удачной, и теперь его маме нужно только время и уход, чтобы восстановиться. И полный душевный покой.
– Спасибо. Я понял…
– Пойдешь к ней? – спрашивает Надежда, когда врач уходит.
– Конечно, – кивает Алекс, косясь на её накрашенные губы.
Помада не яркая, но явно свежая. Женщина не обменивалась с врачом никакими странными или многозначительными взглядами, однако эти двое держались рядом друг с другом очень свободно. Алекс бы даже сказал, что они стояли слишком близко…
И опять его мысли утекают куда-то не туда.
Мотнув головой, Алекс заходит в палату. Надежда остаётся снаружи. Точнее, стоит ему переступить порог, как из коридора доносится удаляющийся стук каблуков.
Однако всё внимание Алекса уже переключилось на его маму. Зайдя за ширму, он приседает у медицинской кровати.
– Пришёл?
Сегодня мама выглядит значительно лучше. Кожа порозовела, к глазам вернулся не то чтобы блеск, но хоть какая-то ясность.
– Угу.
Из трубок осталась только одна – она идёт от вставленного в запястье катетера к подвешенному над кроватью прозрачному пакету. Похоже, здесь пациентам не ковыряют вены каждый раз, когда надо сделать инъекцию или поставить капельницу… да и вообще очень многое отличается то того, что Алекс видел в российских больницах. Взять ту же кровать, напичканную какими-то кнопками, или приборы рядом с ней… а ведь это даже не vip-палата на одного пациента – у мамы два соседа – но даже так их заботливо разделили непроницаемыми ширмами, а напротив кроватей повесили по телевизору. Правда, смотреть их, похоже, можно только в наушниках – вон в тех, висящих на спинке кровати.
– А где?..
Заметив, что взгляд матери направлен ему за спину, Алекс оглядывается, но конечно же, ничего не видит, кроме двери.
– М-м-м, ты про Макса? Он… вернулся в Россию… – заметив набежавшую на лицо мамы тень, Алекс поспешно добавляет: – Всё хорошо.
Но он сам не знает, что означает это его «хорошо». Но не может же Алекс сказать: «Нет, мы не поругались и не расстались»? Ведь скорее всего, маму такая новость совсем не обрадует. И уж тем более, ему никак нельзя заикаться о том, что он сегодня узнал.
– Как у вас… дела?
– Мам, тебе нельзя волноваться.
– Ерунда… зачем вообще тогда надо было делать эту операцию, если я не могу спросить у собственного сына, как у него развиваются отношения?
Она пытается улыбнуться. Точнее, улыбается, стараясь придать этой улыбке налёт лёгкости и непринуждённости.
«Храбрится.»
– Всё хорошо, – повторяет Алекс – больше ему на ум ничего не приходит.
– И как долго… вы планируете всё это продолжать?
Снова. Разве она уже не спрашивала об этом около месяца назад? В последнее время столько всего произошло, что Алексу кажется, он встретил Максима уже целую вечность назад, а на деле…
Вздохнув, Алекс поджимает губы и встаёт.
– Ты действительно хочешь об этом поговорить? Сейчас?
Мама тоже вздыхает. Выражение её лица почти не меняется, но почему-то теперь на нём становится отчётливо видно сожаление.
– И почему у меня не дочь? – внезапно спрашивает она.
– Эм… ну извини.
– Ничего, иди сюда.
Мама манит его рукой, прося снова опуститься вниз. А когда Алекс опять приседает, тянется к его голове. Ему приходится податься макушкой вперёд и подставиться под её ладонь. Щека ложится на одеяло. Оно приятно пахнет какими-то луговыми цветами…
– Тебе нужно искать работу.
Алекс дёргается, но пальцы матери пытаются удержать его голову, так что он снова послушно опускает её на одеяло.
– И дело не только в деньгах, – продолжает она, – хотя, конечно, они тоже важны, но сев на шею богатому «папику», ты скоро обнаружишь, что полностью от него зависишь. Он же будет уверен, что ты никуда от него не денешься. А это расслабляет мужчин. Может быть, сейчас Максим тобой дорожит, но пройдёт время, интерес ослабеет, и что тогда останется?
Никогда они не говорили на подобные темы. Теперь уже Алекс не смеет поднять голову и показать своё покрасневшее лицо. Ему очень неудобно… но и обрывать маму тоже кажется не самой хорошей идеей.
– …видишь ли, отношения – это то, что создают оба партнёра, – тем временем продолжает та. – Вы оба должны развиваться, меняться, удивлять друг друга… ведь совместная жизнь не состоит из одного только секса. Да и самый разнообразный секс с одним и тем же человеком рано или поздно наскучит, если в этом человеке больше нет ничего особенного.
«Ёбаный стыд! Мама, прошу тебя, замолчи…»
– Поэтому вам обоим надо найти, чем заняться в жизни. Разные интересы дадут больше тем для разговоров и больше уверенности в себе. Поэтому… даже если собираешься стать домохозяйкой, хотя бы увлекательное хобби тебе необходимо.
– Мам…
– Молчи. Я делаю вид, что у меня дочь, а не сын.
«Может, её во время операции случайно задели по голове? Или это так наркоз повлиял?» – Алекс косится на капельницу. – «Её же не пичкают тут никакой наркотой?»
– Ты вообще слушаешь?
– Да-да…
– Ещё вам не стоит слишком часто заниматься анальным сексом. Я погуглила и…
«МАМ!» – Алекс про себя начинает рыдать. Но больше он ничего не может поделать. Только надеяться, что тихий мамин голос не слышен тому, кто лежит за соседней ширмой.
Лишь около восьми вечера Алекс наконец-то возвращается домой. Он много раз навещал маму, когда та лежала в больнице Ярославля, но никогда не думал, что подобное посещение способно настолько его измотать. Лекция длилась почти час, хоть и с перерывами, когда маме хотелось попить или медсестра приходила, чтобы сделать ей укол или сменить капельницу. И всё же Алексу пришлось дослушать наставления до конца.
Это не было похоже на то тяжёлое прощание в холле больницы, когда у мамы случился приступ из-за бывшего мэра. Но сегодня она превзошла саму себя.
«Всё дело в лекарствах, в лекарствах…»
Ещё не отошедший от шока, но морально вымотанный сверх всякой меры, Алекс подходит к дому, служащему ему временным пристанищем, достаёт из кармана ключи, выданные Надеждой… и вдруг замечает человека, сидящего на корточках под окном кухни. Человек этот беззастенчиво дымит сигаретой. Его светлые волосы выглядят так, словно их расчёсывали в последний раз лет десять назад, под глазом чернеет синяк, челюсть тоже кажется немного припухшей, нижняя губа заклеена узким пластырем, из-под которого виднеется тонкий стежок медицинского шва…
И этот человек смотрит прямо на Алекса. Вяло, совершенно без интереса, но смотрит.
– Зачем ты вернулся?
Алекс прячет ключи обратно в карман. Пусть он и подтупливает в последнее время, но не до такой же степени, чтобы впускать Григория в дом, когда рядом никого нет. Конечно, можно попытаться быстренько проскользнуть за дверь… но не будет ли это слишком трусливо?
Как вдруг второй раз за вечер оживает его телефон.
«Макс?»
Глава 54. Тут такое дело...
****
Тpeль телефонa заcтавляет Алекса замереть и внутри и снаружи – а всё потому, что инстинкт подсказывает: надо сказать Максиму про заявившегося Григория… но что тот сможет сделать? Hакричать на своего бывшего по телефону?
Нет, не стоит его сейчас беспокоить. Но ответить всё-таки надо.