– Завещание?
Женщина просто кивает. Чем-то вся эта ситуация сейчас напоминает Алексу игру, где вместо прямых, легко проскипываемых диалогов, в разговорах с НПС приходится мучиться с выбором ответов и вопросов из предлагаемых вариантов, и стоит выбрать не тот – всё, получить нужную информацию уже не получится. Такой алгоритм ещё используется в симуляторах свиданий…
«Что за чушь? Что за игры? Неужели так трудно просто мне всё рассказать?!»
Но едва вспыхнув, злость быстро затухает. Глядя на Надежду, вспоминая, как много она сделала для него и его мамы, Алекс качает головой. Он понимает, что женщина и так уже идёт на большую уступку, а добиться от неё ответов ему мешает лишь собственное тугодумие.
«Блин, у меня нет даже вариантов, чтобы выбрать…»
Завещание… Завещание… Дочь… Максим… Психушка… Деньги, много денег… Но завещание не имеет смысла, пока завещающий ещё жив… А когда мама Максима умерла… от кого старик хотел скрыть её смерть? От сына? Общества? Или тестя? Возможно, её жизнь была условием чего-то важного…
Нет, прежде всего, что именно мог завещать дед Максима? И кому?
Он ведь не хило разбогател, прежде чем сменить страну проживания, даже на прицеп из родственников хватило…
– Юрий Зотов же юрист? – задумавшись, Алекс спрашивает вслух.
Не то чтобы на этот вопрос нужен ответ, однако Надежда кивает, продолжая внимательно смотреть на него.
– …он стал таким богатым благодаря своей профессии?
Снова кивок. Но теперь Надежда дополняет его словами:
– Я всегда уважала Юрия Васильевича за то, что он не смирился с ролью карманной собачкой Изельштейна, а пошёл своим путём.
«Изельштейна?» – новая, незнакомая фамилия совершенно сбивает Алекса с толка. Но вместо того, чтобы продолжить пытать Надежду вопросами, он достаёт из кармана телефон и кладёт перед собой на стол. Конечно, планшет был бы намного удобнее, да и симка там, похоже, безлимитная, однако Алексу нужен ответ здесь и сейчас. И пусть даже он толком не знает, что хочет найти, но почему-то уверен – за этой фамилией скрыто многое.
Гугл по запросу «Изельштейн» первой строкой выдаёт статью на Википедии.
Фотография… годы жизни… учредитель фонда… акционерное общество… строительные подряды… кинотеатр «Олимпус», гостиница «Метрополь», сеть магазинов одежды «Шик»… глаза скользят по мелким буквам на узком экране, вспотевший палец левой руки листает страницу всё выше и выше…
– «Семейный фонд»? – Алекс никогда не учился в универе, поэтому он может только представить, что чувствуют студенты во время экзамена, однако сейчас ему кажется, что он сам проходит этот самый экзамен.
Но по взгляду экзаменатора пока совершенно не понятно, светит ему «неуд» или ещё есть надежда.
Дело в том, что женщина не улыбается, но и не хмурится. Скорее у неё снова задумчивый и рассеянный вид. Подавшись вперёд и сложив грудь на свои руки и стол, она смотрит на телефон Алекса, но кажется, что совершенно ничего не видит, полностью погружённая в свои мысли.
Развернув и подтолкнув смартфон ближе к ней, Алекс уточняет свой вопрос:
– Изельштейн основал «Семейный фонд», так? А потом переехал в Америку? Он хотел оставить его своему зятю, Юрию Зотову, но тот отказался?
Предположение кажется диким, но иначе почему Надежда сказала, что старик «пошёл своим путём»?
– Не совсем, – мотает та головой, продолжая смотреть на пустое место перед Алексом, где ранее лежал телефон. – Насколько я знаю, Юрию Васильевичу было сделано два предложения перед приездом в Москву: первое – жениться на дочери Изельштейна (это был уговор между их родителями или что-то в этом роде), а второе – поступить на юридический факультет. Похоже, что Изельштейн тогда очень боялся, что его предадут нанятые юристы и мечтал завести своего собственного, вхожего в семью. Карманного. Это как раз было время, когда основанный им благотворительный фонд должен был переродиться как акционерное общество с аналогичным названием: «Семейный фонд». Оставить же его он планировал своей дочери… Но случилось то, что случилось… и покинув страну, Изельштейн поручил присмотр за «Фондом» зятю, но с условием, что как только его дочь вернётся в общество, тот всё ей передаст. Естественно, всё было юридически закреплено в доверенности. И эта доверенность стала цепью, приковавшей Юрия Васильевича к акционерному обществу и его совету директоров: с одной стороны, у него не было права принимать важные решения и полноценно участвовать в управлении, с другой – он должен был регулярно отчитываться перед тестем о финансовой деятельности «Фонда» и помогать юротделу улаживать возможные проблемы. Конечно же, получая определённую долю от прибыли за свою работу. А так же средства на воспитание детей и лечение своей жены… Но Юрий Васильевич был способен на большее. И он совместил эту работу с открытием собственного юридического агенства, которое и сделало его знаменитым и востребованным, а потом и вовсе подарило звание «Адвоката номер один».
Несмотря на восхваляющий смысл, тон, которым Надежда заканчивает свой монолог, ничем не отличается от того, которым она его начинала: бесцветным и отрешённым.
Алекс же извлекает из услышанного ответ на волнующий вопрос: почему Григорий заикнулся о больших деньгах?
Конечно, Алекс даже отдалённо не может себе представить, о какой именно сумме идёт речь, но одних названий организаций, перечисленных в Википедии и находящихся в полном или частичном владении «Семейного фонда», хватает, чтобы натолкнуть на мысль о миллиардах.
Но зачем всё-таки Зотов скрыл смерть своей жены? Ведь больше не скованный доверенностью, он мог стать настоящим руководителем «Фонда» и прибрать всё богатство к рукам…
Или нет?
«Так вот почему она упомянула про завещание… старик хотел, чтобы тесть изменил его… а значит, там было что-то, что не устраивало Зотова… и что заставляло его думать, что смерть жены только ухудшит его положение!»
– Кого Изельштейн видел своим наследником, кроме дочери?
Надежда наконец отрывает взгляд от стола. Теперь она смотрит на Алекса с изумлением.
– А так не понятно?
Алекс поджимает губы.
– Смотри, – продолжает Надежда. – Судя по тому, что тот не доверил всю власть над «Фондом» Юрию Васильевичу, он продолжал надеяться, что его дочь сможет вернуться в общество. С самого начала зять для Изельштейна мало что значил. Возможно… Юрий Васильевич отправил к нему Ирину, чтобы возродить в дедушке трогательные воспоминания о дочери и склонить его переписать завещание, а значит, внучка вряд ли уже была упомянута в качестве наследницы… Таким образом у нас остаётся всего один вероятный кандидат.
– Максим?
– Максим.
Неожиданно в голову Алекса приходит пугающая мысль: а что, если старик пытался представить своего сына психом не для того, чтобы контролировать его или иметь какое-то оправдание на случай, соверши тот серьёзное преступление… а чтобы заставить тестя разочароваться во внуке и не оставить ему другого выбора, кроме как сделать наследником себя?
Алекса окатывает волной жара, а потом холода. К горлу подкатывает тошнота. Поднявшись со стула, он молча выходит из кабинета. После яркого света темнота коридора кажется непроницаемой, но Алекс помнит, что тот совершенно прямой, так что от него требуется только идти вперёд… уже через несколько шагов зрение немного проясняется, становится видно стены. А вот и дверь.
Влажный воздух комком забивается в лёгкие. На улице идёт дождь. Солнца не видно – то ли уже село, то ли скрылось за плотными тучами. В любом случае, Алекс смотрит на собравшуюся на асфальте лужу. Прямо за порогом. Потом вступает в неё обоими ногами. Почти босиком, так как шлёпки не приспособлены защищать ступни от воды…
– Поедешь домой? – раздаётся за спиной голос. – Или сначала позвонишь Максиму?
«Да, надо позвонить…»
Алекс, забывшись, суёт руки в карманы в поисках телефона, и тут же едва не рвёт правый гипсом. И вспоминает, что забыл телефон на столе. Оборачивается.
Надежда протягивает ему смартфон. Она снова собрана и деловита, даже голос её уже звучит как обычно: резко и немного агрессивно.