– Астеньев?
– Да.
– Проходите.
Его просят рассказать всё от начала и до конца: когда пришёл, что делал, что слышал, когда ушёл. Алекс не отрицает – да, играла громкая музыка. А вот про драку не знает. Мол, быстро вырубился и даже не помнит, как оказался дома.
– Быть может, вам помогли? Высокий такой молодой человек со спортивным телосложением… знаете такого?
– Вы о Максиме?
– Максиме… а фамилия у Максима какая?
– Эм-м… – Алекс догадывается, что сболтнул лишнее. – Не знаю… а что случилось? Я ничего… совсем ничего… – в груди становится неуютно. Проклёвывается нехорошее такое предчувствие. – А где Жека? С ним всё в порядке?
– Жека? Вы имеете в виду Евгения? Одного из арендаторов жилплощади? Ну… при визите участкового он вёл себя слишком буйно… даже несмотря на полученные ранее травмы, поэтому с ночи отдыхает в изоляторе. Вместе с парой своих приятелей.
– И травмы эти…
«Нет, приводить Макса сюда было очень-очень неудачной идеей…»
– Вполне совместимы с жизнью, – хмыкает следователь. Словно это очень забавная шутка. – Но по свидетельствам очевидцев, именно ваш знакомый Максим и нанёс ему эти травмы. Ему и его друзьям.
– А… за что? Из-за чего произошла драка, он не упоминал?
– Упоминал, – кивает следователь. – Но кажется, это вы приглашены ко мне на допрос, а не я к вам. А раз так, поведайте вы, что же всё-таки случилось.
Но Алекс не знает, что и как рассказать. На самом деле, он вообще ничего не хочет рассказывать. В конце концов, разве это не глупо: взять и заявить что-то вроде «меня чуть не изнасиловало несколько девушек»? «На пьянке»? «Почему я был против? Ну знаете, дело в том, что я…»
– Он написал заявление? – Алекс сам обрывает поток своих мыслей. – Мне нужно с ним поговорить.
– Поговорить…
На лице следователя крупными буквами проступает сомнение. Он словно взвешивает все «за» и «против». Кажется, ему нет особого дела до пьяных ночных дебоширов, как и до разборок, кто кого там побил. Но если заявление подано, он вряд ли сможет так просто от него отмахнуться…
– От этого разговора зависит, не появится ли заявление на него.
– Кроме того, что уже написали соседи?
Алекс кивает, сцепляя под столом пальцы и сверху вниз глядя на исписанный мелким почерком лист А4. По идее, там можно ещё много интересного написать. А потом расписаться под всем этим. Но Алексу меньше всего этого хочется. Однако если Жека и правда накатал на Макса заяву…
– Хорошо. Но только на пять минут.
В большой комнате, разделённой на две части решёткой, набилось немало народа, но подавляющее большинство по ту сторону запертой перегородки. Кто-то валяется на лавке и тупо спит, кто-то повис на прутьях и клянчит у дежурного сигу… Жека выделяется крайне насупленным видом. Он сидит, прислонившись к стене почти у самой двери. Алекс останавливается в нерешительности, не зная, как ему вообще что-то сказать, когда рядом столько лишних ушей. Но следователь уже вызывает Жеку, дежурный отпирает дверь, и вчерашний именинник предстаёт перед Алексом. Один его глаз заплыл, под вторым на скуле надутая шишка, да и переносица выглядит нездорово оплывшей. Но из-за тёмной кожи всё это выглядит не таким уж и разноцветным.
А ещё у Жеки на запястьях наручники. Следователь подталкивает его к узкой двери. Алекс отправляется следом. За порогом открывается большая комната: газеты на столах, чашки с чаем, шкафы с картонными коробками, целый ряд стульев вдоль стены… Жека останавливается, косится на них, но не садится.
– Ну как ты? – спрашивает Алекс. И замечает следователя, прислонившегося к косяку у двери, явно с самого начала не собиравшегося оставлять их наедине.
– Терпимо, – хлюпает носом Жека. – А вы как? Покувыркались?
Болезненную гримасу на его лице можно с равным успехом объяснить как похмельным синдромом и травмами, так и отношением к Алексу. И к тому, чем он, по мнению Жеки, занимался всю ночь. Но сегодня подобный тон и намёки даже не задевают.
– Жека, ты же понимаешь, что сам напросился?
– Он ворвался в мою хату! – тут же следует жёсткий и упрямый ответ, словно Жека заранее подготовился. – Pаскинул свои грабли! Вот пусть теперь попробует отвертеться…
– Неужели вот прямо взял и с порога раскинул?
В этот раз Жека молча наклоняет голову, продолжая давить взглядом исподлобья.
– Жека, ты ведь понимаешь… если тронешь его… я ведь тоже молчать не стану.
– И что ты сделаешь? – неожиданная ухмылка тут же обрывается новой гримасой боли, но выражение лица Жеки остаётся надменным. – Давай, поделись, что ты там напридумал.
Теперь настаёт черёд Алекса молча сжать губы. А следователь стоит рядом, подперев косяк двери и переводя взгляд то на одного, то на другого. Жека же, видя, что Алекс молчит, хмыкает ещё раз:
– Кстати, девочки просили передать привет. Говорят, мол, в следующий раз обращайся снова только к ним.
«Жека-Жека… ну зачем ты строишь из себя такое?»
Вслух же Алекс произносит:
– Вечер вторника помнишь?
В этот момент лицо Жеки застывает. И вытягивается.
– Это не я.
Он даже руки в наручниках поднимает, словно собираясь схватить Алекса за грудки. Только вот следователь быстро встаёт перед ним. А у Алекса в голове почему-то вспыхивает идея, как эти наручники мог бы использовать Макс…
– Может, и не ты, – отзывается он из-за плеча с погонами. – Только вот ты тоже самое говорил, когда тебя на учёт в детскую комнату ставили.
– Ты ещё вспомни, что в яслях было!
– Но ты же зачем-то вернулся тем вечером!
– Юлька косметичку свою чёртову забыла!
– Так, хватит! – следователь выталкивает насевшего на него Жеку за дверь. – Достаточно. Поговорили.
– Алекс, ты не посмеешь меня в эту парашу столкнуть! Пидр, только посмей там что-то вякнуть! Я всё про ваши сосания расскажу!
Эта угроза… кажется смешной. Да, конечно, Алекс бы всё отдал, лишь бы о нём никто ничего не узнал… но разве Жека не понимает, что своим заявлением может просто сломать Максиму жизнь? А вдруг его с работу попрут? Или вообще – посадят?
Пока следователь и дежурный на пару заталкивают Жеку обратно за решётку, Алекс пытается судорожно вспомнить, что бывает за драку. С одной стороны, сколько раз пацаны дрались – и никто потом в тюрьму не сел, а с другой…
– Я ведь не смогу потом сменить свои показания? – спрашивает Алекс, вернувшись в кабинет.
– Крайне не рекомендую этого делать, – отзывается уже освободившаяся от бомжа женщина за соседним столом. – Поэтому лучше сразу рассказать всё, как оно было.
Алекс кивает. И когда следователь берёт в руки ручку, начинает диктовать. Он не смотрит на стол. Не ловит чужих взглядов. Просто слушает, как шарик с чернилами скользит по бумаге, и думает, что кому-то потом эти показания набирать на компе. Наконец, когда Алекс замолкает, некоторое время в кабинете стоит тишина. Потом следователь прочищает горло.
– Итак, вы утверждаете, что состоите в отношениях с… другим мужчиной? И что ваш друг прошлой ночью пытался вас… кхм, излечить?
Алекс кивает. И уточняет:
– То есть, я считаю, что Максим мог действовать в состоянии аффекта.
– Кхм… Могу я встретиться… с этим Максимом?
– Его арестуют?
– Официально обвинения против вашего… кхм, друга, пока не были выдвинуты. Поэтому я просто хочу выяснить некоторые детали… кхм, да, детали произошедшего…
Чувствуя себя наивным идиотом, Алекс всё же соглашается. И через пять минут Макс заходит в этот кабинет вместо него. Алекс ждёт в коридоре около получаса. Когда же дверь снова открывается, следом за Максом на пороге появляется следователь. И взгляд, которым тот его провожает, кажется Алексу странным.
Но в конце концов, вряд ли у него в кабинете каждый день дают показания представители секс-меньшинств.
– Ну что? Когда тебя посадят? – нервно интересуется Алекс, совсем не уверенный, что им можно вот так просто взять и уйти.