– П-подожди, – упирается Алекс ладонями в твёрдую грудь. – Н-ну не здесь же!
– Почему?
Сцепленные наручниками руки опускаются ниже, ложатся на живот поверх плотной ткани пальто, но всё равно ощущаются как две раскалённые наковальни. Алекс отводит взгляд, облизывает губы, чувствуя оставшиеся на них пары алкоголя, жирного сала и отголоски чеснока, и старается успокоить дыхание. Но Максим уже целует его в висок, соскальзывая языком к уху и шее… и Алексу становится нехорошо. Будто в груди что-то готовится разорваться. Это больно. Это страшно. Но он поворачивается и подставляет под ищущие губы свой подбородок. А когда они поднимаются выше, разжимает зубы и первым запускает язык во влажный жаркий рот. Его пальцы ложатся поверх ладоней Макса. Сжимаются. И не дают расстегнуть пуговицы на пальто.
А потом он до крови прокусывает Максиму губу.
И чувствуя солоноватый привкус по рту, откидывается на спинку стула, тяжело дыша и чувствуя сбегающие по позвоночнику струйки пота.
Максим щурится, проводит по губе тыльной стороной ладони, и блеск в его глазах разгорается ещё ярче. Он словно хищник, готовый бросится на жертву. Словно зверь, раззадоренный первой кровью. Но прежде чем тот успевает сделать хоть что-то, Алекс кидает вопрос:
– Почему ты не сказал?
– Что именно?
В резком голосе Максима – звон металла. Алекс этого не ожидал. Может, он переборщил с укусом? Но сжатый клубок его чувств смог выразить себя только так. Ведь в нём сплелась и злость и радость, и надежда и разочарование, и страсть… и отвращение.
«Ты знал, что я прибегу сюда, как собачка?»
«Знал, что буду ждать, даже не уверенный, не бросил ли ты меня?!»
«Так подло! Так самонадеянно… И так обидно.»
– Джеф? Ты что, плачешь?
Дёрнувшись, Алекс проходится запястьем по глазам, но не обнаруживает ни капли влаги. Выдыхает. И начинает тереть лоб над переносицей.
– Ты ведь мог предупредить… мог сказать, что натворил всякой хуйни… что тебя могут посадить… или увезти и просто запереть… почему я узнаю всё от какой-то девчонки на сайте?!
– От моей сестры.
– Да… я уже догадался… но если бы ты хотя бы прислал смс… Кстати, где твой телефон?
Макс ещё раз вытирает кровь с губы и опускает взгляд на ладонь с красными разводами. И когда он заговаривает вновь, голос его звучит приглушённо:
– Сначала я надеялся, что смогу всё уладить, не втягивая тебя. Видишь ли, есть вещи, о которых… я бы не хотел, чтобы ты знал… А потом мой телефон бросили под грузовик.
– Твой отец… ?
На этот вопрос Максим не отвечает. Он тоже откидывается на спинку стула, вытянув руки и прикрыв скованными запястьями ширинку. Сплетает пальцы и трогает распухшую губу кончиком языка. Алекс смотрит на него, пытаясь понять, когда же это произошло? Когда этот парень перестал быть для него посторонним? Когда стал настолько важным и близким, что при одном только взгляде на него немеет душа?
«Я просто свихнулся. Он заразил меня своим безумием…»
– Ты меня не боишься? – вдруг спрашивает Максим.
– Почему я должен тебя бояться?
– Ирина… как много она тебе рассказала?
– Твоя сестра? Так её зовут Ирина?..
Алекс переводит взгляд на стол. И всё-таки отправляет в рот кусочек хлеба с салом. И начинает тщательно пережёвывать.
– Джеф. Что она тебе про меня рассказала?
– Ничего особенного, – продолжая жевать, отзывается Алекс. Вкус ему нравится и пальцы уже подхватывают следующий квадратик. Но прежде чем он успевает отправить его за первым, звякает цепи и руку перехватывают.
Максим наклоняет голову и заглядывает ему в глаза.
– Джеф.
– Сказала, что ты упёртый собственник, каких поискать. Или что-то вроде того.
Ответив, Алекс тянется свободной рукой поверх схваченной, забрасывает бутер в рот, а потом ещё и откусывает от зубчика чеснока. Теперь они примерно в равных условиях. С наслаждением выдохнув, Алекс находит взглядом рюмку с прозрачной жидкостью, и в голове его рождается не самая правильная (скорее даже малодушная) мысль… но осуществить её не получается, потому что в этот момент открывается дверь, и на пороге кабинета показывается посвежевший Исаев с пачкой бумаг. Его лицо всё ещё красное, но фуражка на голове сидит ровно, на синем вороте рубашки темнеют влажные брызги, а на шее блестят капли воды.
– Что с губой? Сам разбил? Или друга попросил, чтобы добавить мне проблем?
Сообразив, насколько близко сидит к Максу, Алекс спешно отодвигается вместе со стулом и вытирает рот, стыдясь то ли оставшегося на них жирного блеска, то ли каких-то следов поцелуя.
– В общем, так, – никак не обратив внимания на его действия, Исаев подходит к Максиму, зажимает в подмышке свои бумажки и, вытащив из кармана ключ, быстро избавляет его от наручников. – Мы с ребятами поговорили… – потом откидывает в сторону угол перепачканной газеты и кладёт на стол чистый лист. – Напишешь заявление, что это не они тебя чуток попинали, а неизвестные, с которыми ты столкнулся на выходе из вокзала… и паспорт у тебя они тоже отобрали вместе с кошельком и телефоном. А уже без документов тебя задержала полиция, но выяснив все обстоятельства – отпустила с миром.
Один уголок рта Максима приподнимается, но за ним следует лишь глубокий разочарованный вздох. Однако он всё же берёт предложенную ручку и начинает писать. Правда, сначала уточняет:
– На твоих парней тоже эти неизвестные напали? Или они сами подрались?
В ответ Исаев молча демонстрирует ему какую-то бумаженцию – сбоку Алексу её видно не очень хорошо. Но вероятно, там те самые нужные Максиму показания, потому что он косится на просвечивающие сквозь лист строчки и кивает:
– Хорошо.
Сочинение занимает у него около получаса. И всё это время Исаев стоит над плечом Максима, придирчиво следя за движениями ручки, а Алекс завистливо думает: «Вот эти двое почти приговорили литр водки, а ведут себя так, словно употребили максимум по банке пива. А залей я в себя столько сорокаградусного алкоголя – уже в кому бы впал. Или отправился на тот свет.»
– Ладно, – перечитав пару раз готовое заявление, Исаев неожиданно оборачивается к Алексу. – Вас до дома довести? Или сами?
– Довести? На чём?
– На патрульной машине, – довольно склабится тот, даже не скрывая облегчения. – Никогда не катался на такой?
– Нет, спасибо, – мотает головой Алекс, встречаясь взглядом с Максимом. – Соседи будут в шоке.
– Какие соседи в четыре утра?
– Соседи… они на то и соседи, – снова мотает он головой, поднимаясь со стула. И Максим следует его примеру. – Мы правда можем идти?
– Ну если понравилось, можете остаться и помочь мне добить этот пузырь, – ещё шире расползаются губы старшего лейтенанта Исаева. – Такой чистой горилки, как мой кум гонит, вы нигде не найдёте.
Странно, но при этой фразе Максим замедляет шаг и к двери подходит уже не так уверенно. Его прощальный взгляд, направленный на стол, полон искреннего сожаления… Но едва оказавшись рядом с Алексом, он тут же запускает руку ему под пальто и лишь благодаря решительному сопротивлению не добирается до ягодиц.
И тут их возню на пороге замечает Исаев – лицо старшего лейтенанта мгновенно съеживается, словно забытая в холодильнике слива.
– Да валите уже!
В здании нет лифта, лишь широкая холодная лестница с затёртыми перилами. Но они не успевают дойти даже до неё, только свернуть в нужную сторону, следуя повороту коридора, как Алекса вдруг обхватывают сзади и отрывают от пола. Зарывшись лицом в его шею и шумно втянув носом воздух, Максим получает пяткой по голени, отступает к стене и наконец-то опускает Алекса обратно. Но только для того, чтобы развернуть к себе и, крепко держа за плечи, всмотреться в лицо. Правда, для этого ему приходится наклониться.
– Сердишься?
Длинная люминесцентная лампа над головой неожиданно тухнет. И почти тут же загорается вновь, озаряя коридор тревожным мерцанием – за эти несколько мгновений Алекс успевает перебрать в голове целую дюжину возможных ответов, но когда мигание успокаивается и холодный белый свет выравнивается, с его губ срывается только вздох. Покачав головой, он медленно отступает назад, чувствуя, как руки Максима сползают с плеч.